Половина солнца

День проходил странно. Нас отправили на какую-то лекцию о том, как надо вести себя при родителях: не пугать их аномальной магией и не показывать свои силы слишком явно. Велели прибраться в комнатах и проинформировали, что уборщицы пройдутся после нашей личной инспекции и подметут пол, вынесут мусор и так далее. Потом мы, собственно, убирались, застилали постели – кто как мог, естественно, и у Олеана это получилось очень неуклюже. Я ухмыльнулся, глядя на его потуги, но, поймав усталый и даже беззлобный взгляд, устыдился и помог ему заправить кровать нормально. Видимо, он на самом деле себя плохо чувствовал.

Наскоро запихав кучу валяющихся на полу вещей в шкаф, я свернул все свои чертежи и отложил их в сторону. Отец этого проекта никогда не одобрял. Говорил, что я сойду с ума, воплощая его в жизнь. Что же, у меня было много времени на то, чтобы справиться со своим вероятным безумием.

На обед мы пошли сразу после уборки, так как на неё отводилось довольно много времени. Пока мы ели, уборщицы, судя по всему, выметали всю пыль, какую могли – комнаты попросили оставить открытыми, и после этого нас выгнали на улицу, проветриться, так сказать. Лежал иней, а ближе к ночи, должно быть, и снег мог пойти. Я, Олеан и братья Куины направились в сторону нашего любимого места – пляжной зоны. В толпе учеников я заметил высокого Аарона Мейерхольда, который, как одинокая скала, стоял у дерева, печально поглаживая кору. Я не был уверен, но, вероятно, Генри любил говорить с деревьями.

И Аарон по нему скучал.

Разумеется, как можно было не скучать по брату, который пропал? Как можно было не переживать за него, когда расследование так быстро замяли и вообще забыли об исчезновении парня? Это не укладывалось в голове. И я надеялся, что Генри всё ещё ищут. Или, что было более вероятно, его труп.

Я хотел поздороваться с Мейерхольдом, но Олеан одёрнул меня, перехватив взгляд.

– Нет, Хэллебор, – его голос хрипел пуще прежнего, будто он его посадил от усталости и выпивки. – Оставь его. Одиночество порою лечит.

Я не понял этой фразы. Ла Бэйл вряд ли был в настроении объяснять, но он почему-то решил оказать мне такую честь.

– Когда ты теряешь кого-то, люди могут отвлекать от боли. Но когда ты снова один – она захлёстывает тебя. Так что иногда тебе надо просто смириться с нею и если не побороть, то уметь хотя бы жить с этим. Научиться уравновешивать боль и свои эмоции.

Я кивнул. Олеандр был прав, как обычно. Нет, не то чтобы я всегда был с ним согласен – просто он часто высказывал мои же мысли, только словами и фразами, которые я сформулировать не мог. Интересно, может ли получиться написать о каком-то душевном состоянии цифрами…

Думаю, цифры были проще. Нет, наука – сложнейшая вещь, но в ней не нужно чувствовать. Там всё чётко: вопрос и ответ. До ответа нужно дойти, но чаще всего он уже есть. Определённый. Объяснимый. Изведанный.

С мыслями, чувствами и словами так не получалось. Наверняка именно поэтому большинство ненавидели литературу. Ведь она учит высказывать свои мысли и чувства обычными словами. А словами тоже всего не передать. Тут они схожи с цифрами.

Я отметил то, что бреду, пиная какой-то камушек по тропинке. Дэмиан и Олеан вышли вперёд, о чём-то тихо переговариваясь, Эндрю же смотрел вверх, на сероватое небо.

– Тут совсем не чувствуется дух Рождества, – произнёс он, выдыхая пар изо рта. – Я начинаю терять веру во всё это. Тебе смешно, да? – он печально улыбнулся. Безумно печально. Такой взрослый, а всё ещё думает, что люди должны быть счастливы хотя бы в Рождество? – Честно говоря, я даже не уверен, что существует бог. Я ни в чём не уверен. Но если он существует, кто мы такие теперь, Коул? Мы архангелы? Бессмертные его последователи? Или же демоны?

Я невесело улыбнулся в ответ.

– Мне не смешно, Эндрю. Ты прав… Это грустно.

– Я не говорил, что это грустно.

– Ты почти всегда улыбаешься так. – Он вопросительно посмотрел на меня, и я пояснил: – Так, будто бы у тебя болит душа.

Он хотел было снова улыбнуться, но закусил губу и уставился себе под ноги.

Мы молчали.

Олеан обернулся на нас, но не вмешивался, снова что-то ответив Дэмиану.

Дрю, наконец, вздохнул.

– Да, Коул. Олеан прячет боль за ухмылкой и безразличием, Дэмиан – за грубостью, ты – за чертежами… Прости. – Я пожал плечами. – А я за улыбкой. Твой способ самый необычный.

Я тихо засмеялся.

– Спасибо за комплимент, – я пихнул его локтем в бок, и он пихнул меня в ответ.

Тут я вспомнил о парне, стоящем возле дерева. И задал Эндрю вопрос:

– А за чем прячет боль Аарон?

Дрю устремил взгляд куда-то в пустоту. Мне показалось, он вздрогнул. Он сформулировал мысль, и, наконец, я получил ответ:

– Ни за чем. Он своей боли не боится и не стесняется. Правда, думаю, он всё же немного ненавидит свои чувства. Страдания. А потому кажется слегка холодным. Но в общем и целом Аарон ничего не скрывает. Одновременно с этим – он не открытая книга. Очень интересный человек…

Я с ним согласен.

Мейерхольда нельзя было прочесть, но и нельзя было сказать, что он что-то скрывает. Просто был абсолютно не таким, как мы все.