Половина желтого солнца

Вдобавок он утратил вкус к разъездам. Он хотел охранять Порт-Харкорт своим присутствием; пока он здесь, казалось ему, ничего не случится. Но представители Биафры в Европе ждали от него статьи о полевом аэродроме в Ули, и он с большой неохотой отправился туда рано утром, чтобы успеть вернуться до полудня, пока нигерийские самолеты не начали обстреливать машины на магистралях. На дороге зияла воронка от бомбы, шофер вильнул, объезжая ее, и в душе Ричарда вновь зашевелилось дурное предчувствие, но на подъезде к Ули он приободрился. Он впервые видел этот единственный мостик от Биафры к внешнему миру, эту чудо-полосу, где самолеты с продуктами и оружием ускользали от нигерийских бомбардировщиков. Ричард выбрался из машины, глянул на бетонированную ленту, по обе стороны которой тянулся густой кустарник, и подумал о тех, кто делал так много, довольствуясь столь малым. На дальнем конце посадочной полосы стоял крохотный реактивный самолет. Утреннее солнце припекало. Трое рабочих, обливаясь потом, маскировали полосу пальмовыми листьями, работали они быстро и слаженно.

Из недостроенного здания аэропорта вышел человек в форме, пожал Ричарду руку.

– Только не пишите слишком много, не выдавайте наших секретов! – пошутил он.

– Не выдам, – отозвался Ричард. – Можно с вами побеседовать?

Человек в форме просиял, расправил плечи.

– Гм, я начальник таможни и миграционной службы.

Ричард сдержал улыбку: его собеседники всегда напускали на себя важность, когда он брал интервью. Они поговорили, не отходя от полосы, потом начальник таможни вернулся в здание, разминувшись в дверях с высоким светловолосым мужчиной. Ричард сразу узнал его: граф фон Розен. Он выглядел старше, чем на снимке, ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, но старость его была величественна – твердый подбородок, широкий шаг.

– Мне сказали, что вы здесь, и я решил поздороваться. – Рукопожатие графа было твердым, как и взгляд зеленых глаз. – Недавно прочитал вашу статью о Детской бригаде Биафры. Великолепная работа.

– Счастлив познакомиться с вами, граф фон Розен.

Ричард не кривил душой. Узнав о шведе-аристократе, бомбившем нигерийские объекты на маленьком личном самолете, он мечтал о встрече с ним.

– Удивительный народ. – Граф бросил взгляд на рабочих, маскировавших черную бетонную полосу, чтобы с высоты она не отличалась от кустарника рядом. – Удивительная страна.

– Да, – кивнул Ричард.

– Любите сыр? – спросил граф.

– Сыр? Да. Люблю, конечно.

Граф сунул руку в карман и достал пакетик:

– Отменный чеддер.

Ричард взял пакетик, стараясь не выдать удивления.

– Спасибо.

Граф опять рылся в кармане – неужели не весь сыр достал? Оказалось – солнечные очки.

– Говорят, жена ваша из богатых игбо, которые остались здесь бороться за правое дело. – Граф нацепил очки.

Ричарду не приходило в голову, что Кайнене осталась бороться за правое дело, и все же слова графа порадовали его, тем более что тот назвал Кайнене его женой. Его переполнила гордость за Кайнене.

– Да. Она необыкновенная женщина.

Такой оригинальный подарок, как сыр, требовал чего-то равноценного, и Ричард, открыв записную книжку, показал графу сначала снимок Кайнене у бассейна, с сигаретой, а затем – фотографию оплетенного сосуда.

– Сначала я влюбился в искусство Игбо-Укву, а потом в Кайнене.

– И жена ваша красавица, и сосуд красивый. – Граф снял очки, чтобы получше разглядеть снимки.

– У вас и сегодня боевой вылет, граф?

– Да.

– Для чего вам это?

Граф снова надел очки.

– Я помогал борцам за свободу Эфиопии, а годы назад доставлял гуманитарную помощь в Варшавское гетто, – сказал он с легкой улыбкой, как будто в этом и заключался ответ. – Ну, мне пора. Так держать!

Глядя вслед фон Розену, шагавшему гордой поступью аристократа, Ричард думал, до чего не похож он на немца-наемника во главе войск особого назначения. «Мне нравятся биафрийцы, – вещал краснолицый немец. – Не то что чертовы дикари в Конго». Он принимал Ричарда у себя в доме посреди буша, хлебал виски из большой бутыли и поглядывал, как его приемный сын, очаровательный биафрийский карапуз, играет на полу с осколками шрапнели. Ричарду было неприятно и его ласково-презрительное обращение с малышом, и то, как он делал исключение для биафрийцев, словно наконец-то нашлись чернокожие, до которых он мог снизойти. Граф совсем другой. Садясь в машину, Ричард еще раз оглянулся на маленький самолет.

На обратном пути, перед самым Порт-Харкортом, Ричард услышал далекую пулеметную очередь. Скоро все стихло, но Ричард встревожился. На другой день Кайнене предложила съездить в Орлу – поискать плотника для нового дома. Ричард согласился неохотно, он предпочел бы остаться дома; два дня вдали от Порт-Харкорта – это слишком долго.

Новый дом был обсажен деревьями кешью. Ричард помнил, каким удручающе унылым выглядело здание, когда Кайнене его купила, – недостроенное, некрашеные стены в зеленой плесени, – и как вид упавших кешью, облепленных мухами и пчелами, вызвал у него тошноту.