Половина желтого солнца

– Говорят, сам Оджукву пьет эту бурду, хотя я сомневаюсь, – сказал Маду. – Лично я пью только белое – розовое неизвестно чем подкрашивают.

Ричарда злила фамильярность Маду, называвшего Его Превосходительство «Оджукву», но он молчал, не желая видеть ухмылку Маду. С той же ухмылкой Маду говорил Кайнене: «Мы заправляем машины керосином пополам с пальмовым маслом», «Мы усовершенствовали наши мины», «Мы сделали броневик из металлолома». Его «мы» носило оттенок исключительности. Маду сознательно подчеркивал это слово, понижал голос, намекая, что Ричард – не часть этого «мы».

Поэтому несколько недель назад Ричард растерялся, услышав от Кайнене:

– Маду предлагает тебе писать статьи для Директората пропаганды. Он достанет тебе особый пропуск и бензин, чтобы ты мог всюду ездить. Твои статьи будут отправлять за границу, нашим представителям.

– Почему я?

Кайнене пожала плечами:

– А почему нет?

– Он меня ненавидит.

– Так уж и ненавидит. Не преувеличивай. Думаю, им нужны свои люди с опытом, знающие ситуацию изнутри, чтобы писать статьи, где фигурирует не только число убитых.

«Свои люди». Ричард был вдохновлен, но вскоре его одолели сомнения. Свой человек он для Кайнене, а не для Маду. Маду считает его чужаком – возможно, именно поэтому и выбрал его. Когда Маду позвонил и спросил, согласен ли он, Ричард ответил отказом.

– Хорошо подумали? – спросил Маду.

– Вы бы мне не предложили, не будь я белый.

– Разумеется, я предлагаю, потому что вы белый. Статьи белого будут воспринимать всерьез. Видите ли, если уж начистоту, это не ваша война, не ваша идея. Ваше правительство эвакуирует вас по первому зову. Чтобы поддержать Биафру, мало размахивать чахлыми веточками и кричать «ура». Если и вправду хотите помочь – помогите делом. Расскажите миру правду – мир не может молчать, когда мы умираем. Белому, живущему в Биафре, к тому же не профессиональному журналисту, должны поверить. Расскажите о том, как мы держимся и побеждаем, хотя нас каждый день бомбят нигерийские МиГ-17, ИЛ-28 и Л-29 «Дельфин» с русскими и египетскими пилотами; расскажите, как нас бомбят даже гражданские самолеты, убивая женщин и детей; как союз нечестивых – СССР и Британия – снабжает Нигерию оружием; как американцы отказались нам помогать; как наши самолеты с гуманитарной помощью летают по ночам без огней, потому что днем их сбивают нигерийцы…

Маду остановился перевести дух, и Ричард воспользовался паузой:

– Я согласен.

«Мир не может молчать, когда мы умираем». Эта фраза Маду с тех пор преследовала его.

В первой статье Ричард рассказал о взятии Оничи. Писал, что нигерийцы не раз пытались захватить этот древний город, но биафрийцы стояли насмерть; что дым от пылающего моста через Нигер заволок небо. Он описал католическую церковь Святой Троицы, где солдаты Второй нигерийской дивизии испражнялись на алтарь, перед тем как перебить двести мирных жителей.

Работая над статьей, Ричард словно вернулся в детство, когда писал письма тете Элизабет под присмотром директора школы. Директора Ричард помнил как сейчас – и его веснушчатое лицо, и как он называл естествознание дрянью, и как ел в столовой овсянку на ходу, считая, что так подобает джентльмену. Ричард так и не разобрался, что ему в то время было противней – писать домой из-под палки или постоянно быть под надзором. И теперь он до конца не понимал, что хуже – представлять Маду своим надзирателем или сознавать, что мнение Маду ему небезразлично. Через несколько дней от Маду пришла записка: «Отличная работа (разве что в следующий раз поменьше цветистых фраз), отправили в Европу». Почерк у Маду был неразборчивый, надпись «Армия Нигерии» на почтовой бумаге была зачеркнута чернилами, а вместо нее коряво, печатными буквами написано: «Армия Биафры». Как бы то ни было, похвала Маду убедила Ричарда в правильности принятого решения. Он вообразил себя молодым Уинстоном Черчиллем, пишущим о битве Китченера при Омдурмане, где силы изначально были неравны, – только, в отличие от Черчилля, он сочувствовал тем, на чьей стороне было моральное превосходство.

Написав не одну статью, Ричард чувствовал себя полноправным участником событий. Его радовало, что шофер стал с некоторых пор смотреть на него с уважением и выскакивал из машины, спеша открыть ему дверь, хотя Ричард всячески отнекивался от этой почести. Радовало, что подозрительные взгляды ополченцев на его пропуск сменялись широкими улыбками, стоило ему обратиться к ним на игбо. Радовало, что люди охотно отвечали на его вопросы. Приятно было смотреть свысока на иностранных журналистов, вскользь упоминать о причинах войны – всеобщая забастовка, перепись, беспорядки в Западной области, – твердо зная, что они в неведении.