Половина желтого солнца

Оланна хотела выждать, пока исчезнет осадок от приезда его матери, но Оденигбо будто угадал ее желание. Оланна смотрела на него изумленно. Вот что значит любовь – цепочка чудесных совпадений.

– Или мальчика… – сказала она.

Оденигбо притянул ее к себе, и они легли рядом, не касаясь друг друга. В саду хрипло кричали черные дрозды, объедавшие папайю.

– Пусть Угву принесет нам завтрак в постель, – предложил Оденигбо. – Или у тебя сегодня воскресная служба?

Он улыбался нежно, чуть снисходительно. Оланна провела пальцем вдоль его нижней губы, там, где мягкий пушок. Оденигбо всегда шутил, что она путает веру со светской жизнью, потому что в церкви она бывала лишь на благотворительных собраниях, после которых, взяв с собой Угву, ездила немощеными дорогами по окрестным деревушкам раздавать ямс, рис, старую одежду.

– Сегодня никуда не иду, – ответила Оланна.

– Вот и славно. Нам предстоит большое дело.

Оланна прикрыла глаза, потому что он оказался на ней и, двигаясь сначала размеренно, потом все неистовей, шептал: «У нас будет чудное дитя, нкем, чудное дитя». «Да, да, да», – шептала в ответ Оланна. Ей было радостно при мысли, что на ее теле – его пот, а на его теле – ее пот. Когда он выскользнул из нее, она, скрестив ноги, глубоко задышала, словно движение легких могло ускорить зачатие. Но Оланна знала, что дитя они не зачали. Внезапная мысль, что с ней может быть что-то не так, сковала ее, наполнила страхом.

6

Ричард медленно ел перцовую похлебку. Выловив ложкой кусочки потрохов, поднес стеклянную миску к губам и стал пить бульон. Из носа текло, кровь прилила к щекам.

– Надо же, Ричард съел и не поморщился! – удивился сидевший рядом Океома.

– Ха! А я-то думал, наш перец не для вас, Ричард! – крикнул с другого конца стола Оденигбо.

– Даже я его есть не могу, – вставил еще один гость, преподаватель экономики из Ганы, чье имя Ричард никак не мог запомнить.

– В прошлой жизни Ричард определенно был африканцем, – сказала мисс Адебайо и высморкалась в салфетку.

Гости захохотали. Засмеялся и Ричард, но с трудом – во рту горело. Он откинулся на спинку кресла.

– Очень вкусно, – соврал он. – Освежает.

– Отбивные тоже чудесные, Ричард, – отозвалась Оланна, подавшись вперед, улыбнулась Ричарду. – Спасибо, что принес. – Сидела она рядом с Оденигбо, на другом конце стола.

– Вот это, как я понял, сосиски в тесте, ну а это что такое? – Оденигбо тыкал пальцем в поднос, который принес с собой Ричард; Харрисон аккуратно завернул каждое блюдо в серебристую фольгу.

– Фаршированные баклажаны, да? – попыталась угадать Оланна.

– Верно. Харрисон большой затейник. Он вынул мякоть и набил их, кажется, сыром с приправами.

– А знаете, что европейцы вынули внутренности из африканки, сделали чучело и возили по Европе всем напоказ? – спросил Оденигбо.

– Оденигбо, здесь люди едят! – возмутилась мисс Адебайо, но тут же прыснула.

Давились от смеха и остальные. Все, кроме Оденигбо.

– Суть одна, – продолжал он. – Что еду фаршировать, что людей. Не нравится, что внутри, – оставь в покое, а не набивай всякой дрянью. По мне, так просто испортили баклажаны.

Даже Угву, когда зашел убрать со стола, и тот развеселился.

– Мистер Ричард, сложить вам еду в коробку?

– Не надо, оставь или выбрось, – ответил Ричард. Он никогда не забирал с собой остатки; Харрисону он приносил лишь похвалы от гостей и умалчивал, что те пренебрегли его изящными канапе, предпочтя им стряпню Угву – перцовую похлебку, мой-мой и курицу с горькими травами.

Все мало-помалу перебрались в гостиную. Скоро Оланна выключит свет, Угву принесет еще выпить, и пойдут разговоры, смех и музыка, и свет из коридора будет играть на стенах. Наступало любимое время Ричарда, хоть он и спрашивал себя иногда, ласкают ли Оланна с Оденигбо друг друга в полумраке. Ричард гнал от себя эти мысли – не его это дело, – но безуспешно. Он замечал, как Оденигбо поглядывает на Оланну в пылу споров – не затем, чтобы заручиться ее поддержкой, в сторонниках Оденигбо не нуждался, – а просто чтобы чувствовать ее рядом. Замечал он и то, как Оланна подмигивала Оденигбо, намекая на что-то свое, о чем он, Ричард, никогда не узнает.

Поставив бокал пива на маленький столик, Ричард пристроился рядом с мисс Адебайо и Океомой. От перца до сих пор пощипывало язык.

Оланна встала, чтобы сменить пластинку.

– Сейчас – мой любимый Рекс Лоусон, а потом Осадебе, – сказала она.

– Рекс Лоусон слегка вторичен, согласны? – заметил профессор Эзека. – Уваифо и Даиро превосходят его как музыканты.

– Вся музыка вторична, профессор, – поддразнила Оланна.

– Рекс Лоусон – истинный нигериец. Он не замыкается на своем народе калабари, а поет на всех наших основных языках. В этом его своеобразие, и за одно это его стоит любить.

– Как раз таки за это его стоит не любить, – возразил Оденигбо. – Во имя культуры страны забывать о культуре своего народа – глупость.

– Не спрашивайте Оденигбо о музыке хайлайф, не тратьте время. Он никогда ее не понимал, – засмеялась

Оланна. – Он любит классику, но ни за что не сознается в столь вопиющем западничестве.