Половодье

Жаль только, что он стоит в темноте, а не при ярком свете там, наверху, на башне, весь сияющий. Пусть бессильные едят его глазами! Довольный, он закурил сигару и долго держал зажженную спичку у своего лица, не опасаясь быть узнанным. В нем не было и тени страха. Итак, наконец пришло время — у него есть с кем помериться силами: не жалкие людишки, не мелюзга, а целый город, тысячи собравшихся вместе людей!

Карлик чувствовал внутренний подъем, как первоклассный боксер, который выступает на ринге против чемпиона, а не против каких-то слабаков третьей руки. К таким Карлик был почти снисходителен. Теперь, подбадриваемый выражением ненависти толпы и тем, что враги не предпринимают ничего серьезного, он уверился, что окончательно поборол свой давнишний страх, который пытался подавить еще с юношеских лет.

Так продолжалось более получаса, и все это время, не интересуясь мерами по обороне, Карлик стоял на вышке… Вдруг он услышал, что его зовут приглушенным, но радостным голосом:

— Господин Карлик, мы спасены, спасены! Пришла весточка от Месешана. Он сам будет позже, когда разойдутся эти дуралеи. Мы спасены, спасены!

Человек стоял на лестнице и отчаянно махал руками. Карлик поглядел на него сверху, как на какое-то насекомое.

— Ну что там, что? Иди сюда!

Человек взобрался к нему и хотел заключить его в объятия, но Карлик сурово оттолкнул его, не допуская фамильярности. Известие не принесло ему большой радости или хотя бы облегчения. Скорее всего, оно говорило о том, что ему пора спуститься на землю с того пьедестала, куда он взобрался, к мелким каждодневным делам. Он заставил повторить новость.

— Пришел человек от Месешана. Приказ сверху, из Бухареста: его освободили. Следствие будет производиться по всем правилам, без спешки, и вести его будет главный прокурор, которого привезли на машине с охоты. Он и освободил Месешана. А этим остается только разойтись по домам. Оттого они и явились сюда — кипятятся, а кишка тонка, вышло не по-ихнему.

Карлик силился понять — и наконец все понял. Он еще раз презрительно взглянул на толпу, и отвращение к ее бессилию каким-то образом распространилось и на него самого. Он медленно и с досадой сошел вниз и направился в библиотеку, едва волоча ноги.

Там он застал в сборе всех своих сообщников, сияющих от восторга, чуть ли не целующих друг друга. Кто-то принес бутылку крепкой сливовой цуйки, и в помещении сильно пахло спиртным. Приход главаря вызвал взрыв энтузиазма:

— Ура! Да здравствует хозяин! Без него была бы нам крышка. Сам Месешан погубил бы нас.

Мурешан, улыбаясь, но совсем не так насмешливо, как обычно, приблизился к Карлику, преклонил перед ним колена, взял его руку:

— Да простит меня господь, но я уважаю тебя больше, чем преосвященного Илария, пастыря нашего и епископа. Молю тебя, прости мою глупость. Я не достоин тебя. — И он поцеловал ему руку. — Я даже осмелился предпринять кое-что против тебя.

Действительно, когда им угрожала расправа, он говорил сообщникам, что Карлик свихнулся, и советовал всем бежать. Теперь он признавал свою вину, восхищался главарем и, пожалуй, побаивался его. Ибо от гнева Карлика никому еще не удалось спастись.

— Иди ты к черту, шут поганый, — брезгливо проговорил Карлик и оторвал руку от его слюнявых губ. Затем спросил посланца: — Как тебе удалось пробраться сюда?

Тот — высокий широкоплечий агент полиции, преданный Месешану, — улыбнулся:

— Я знал от начальника, что тут есть боковая дверца. И там стоял кто-то, но не посмел меня задержать.

— Хорошо, — сказал Карлик. — Теперь расскажи мне все по порядку.

Посланец повторил ему слово в слово сказанное ранее.

— Помощник прокурора, значит, ссорится с Дэнкушем, начальник полиции с Месешаном, главный прокурор с помощником?

— Да. А сверху ясный приказ: порядок и законность!

При этих словах посланец оскалился, а в зале вспыхнул смех.

Карлик поглядел на них, прислушался к крикам толпы снаружи и улыбнулся со скрытым сожалением: «Может быть, мы и не совсем выкрутились. И следствие будет нелегким». Затем устало опустился на стул и сказал:

— Идите и пейте в другом месте. Я хочу остаться один.

Глава XIII

Рыжий Матус, вернувшийся со своего поста у виллы Грёдль, первым подошел к Дэнкушу, когда тот выходил из здания префектуры.

— Товарищ Дэнкуш, боюсь, как бы мы не упустили Карлика. Нужно его стеречь, не то он уйдет ненаказанный.

— Ладно, — ответил Дэнкуш. — Прими все меры, какие считаешь нужными.

Ярко-голубые глаза Матуса стали еще голубее, зажглись внутренним светом. С чувством уверенности он отыскал близких ему людей и сказал, чтобы они подобрали отряд человек в двадцать молодых рабочих, «готовых на любые жертвы», и заблокировали все входы-выходы на вилле Грёдль. «Как бы этот негодяй не улизнул, пока мы устраиваем собрания и произносим речи», — подумал он. Будь его воля, Матус раздал бы рабочим оружие и сам пошел бы с ними на штурм виллы, чтобы сразу ликвидировать гнездо бандитов и спекулянтов, открыть амбары с продовольствием и тут же раздать его народу.