Половодье

Он выслушал всех и сразу понял ситуацию. Она действительно была сложной, в ней были рискованные стороны, о которых так убедительно говорил Букур, но было в ней и большое преимущество: она давала повод начать наступление против бандитов, спекулировавших из-за отсутствия товаров, на голоде, всеобщей дезорганизации и державших в страхе город, — наступление, которое Дэнкуш давно готовил. До сих пор всякий раз, как он хотел начать действовать, ему говорили: «Не забудь о блоке». В их непромышленном районе партийная организация была слаба. Но вот теперь у него есть веские аргументы, поддержка масс, чье состояние духа благоприятствует тому, чтоб начать борьбу за чистку государственного аппарата не только от тех, кто в прошлом был соглашателем в политике, но и от людей, разложившихся или склонных к коррупции.

Если атмосфера была такова, он мог без риска перейти к решительным действиям, одновременно укрепляя престиж партии. Он уже обдумывал, как отделается и от префекта, если не прямо подкупленного, то потенциального предателя, и его радовало, что он так тщательно все предусматривает. Хорошо, что так случилось, говорил в нем политик, стратег и тактик; он серьезно, но без грусти смотрел на участников делегации. Они были людьми активными, лихорадочно рвались к большому делу, на них можно было положиться. Он почувствовал, что они близки ему, настоящие товарищи, хотя и такие разные, даже в том, как рассказывали о случившемся.

Он слушал и строил планы, но вдруг почувствовал неловкость, потом смутный стыд перед своей радостью, своим удовлетворением событиями, которые дают ему право развернуться, и наконец пришла ясная, тревожная мысль:

— А кто этот убитый, что он был за человек?

Делегаты молчали, вопрос поставил их в тупик. Матус и его сестра ничего не знали об убитом и никогда раньше о нем не слышали. Трое других были с ним немного знакомы и сказали, что он из ночных сторожей. Только старый механик, присяжный мудрец депо и всего вокзала, до сих пор самый молчаливый из всех, смог сообщить о нем несколько подробностей.

Ночного сторожа звали Ионом Леордяном. Он часто заходил к ним. Очень любил слушать споры. А потом отправлялся в обход. Говорить-то он не больно был горазд.

Но и старый сцепщик знал не слишком много, поэтому он начал повторяться, вспоминая, как сидел сторож в углу у печки в диспетчерской. Больше ни он, ни другие не знали ничего.

Старик не мог рассказать о покойном что-нибудь существенное — он только помнил его лицо, когда тот лежал на столе и в изголовье у него горели фонари. И снова оказалось, что сейчас имеет значение лишь факт убийства Леордяна.

Учитель Дэнкуш задумался об этом неизвестном рабочем, который остался в памяти людей лишь как слушатель и свидетель событий, но исполнил свой скромный долг. Никто толком не знал, почему подручные Карлика убили его, что произошло. Даже факты, а не только личность этого незаметного человека ускользнули от общего внимания.

Дэнкуш вспомнил, как он был уволен из учителей, — воспоминание пришло не как мысль, а как ощущение. «Сделай каждого человека целью, а не средством» — такова была тема лекции, которую он прочел иначе, чем положено, и под предлогом дурного морального влияния на молодежь (первоисточником была личная карточка в Сигуранце) его выгнали из системы образования и вскоре арестовали. Но тема этой лекции была его любимой, приятно волновала, а мысль о возможности разрешить политические проблемы благодаря случаю на станции внушала ему беспокойство.

Однако надо было перейти к делу. Ради общего счастья, за которое шла борьба. Он попросил делегацию подождать на улице, пока он оденется (когда его разбудили, он натянул брюки прямо на пижаму). Затем все вместе они отправились на вокзал.

Его появление там не привлекло особого внимания. Люди молча группами стояли на перроне и перед диспетчерской. Несколько человек узнали его и поздоровались. Казалось, толпа с безграничным терпением ждет чего-то, что непременно должно случиться. Вокзал напоминал большой двор казармы во времена войны, после прихода резервистов — ведь должны же им выдать обмундирование, распределить их по войсковым частям! — и все смотрят на дверь, откуда появится человек с бумагой, который скажет, что им надо делать. А пока они ждут, курят, спорят о чем-то несущественном, лишь косвенно связанном с их присутствием здесь.

Дэнкуша приняли со спокойным любопытством, но его имя, весть о том, кто́ он, моментально распространилась, и люди начали стекаться в толпу перед дверью в диспетчерскую, где лежал убитый и куда вошел первый секретарь.

Последовавшие за этим часы были незабываемы, они дали Дэнкушу ощущение, что он не зря прожил свою жизнь, что хотя бы частица его существа достигла высшего порога познания и этого не может заменить никакая книга, не может полностью объяснить никакая мудрость. Как раз тогда, когда ему следовало пожалеть о последствиях всего происходящего, он в глубине души убедился в своей правоте, ибо лишь такая правота могла дать напряженную полноту чувств, которую он тогда испытал.