Половодье

— Брехня все! — выкрикнул Ходров. — А вы, мамаша, кончайте канитель. И учтите, что не век мне сидеть придется…

«Неужели это конченный человек? — думала Елизавета Лавровна в совещательной комнате. — Он даже не осознал своего преступления… Нет. Ведь ему только двадцать лет. Но мой долг оградить общество от хулигана. Там займутся его воспитанием…».

Когда зачитали приговор, подсудимый вздрогнул, словно ударенный плетью.

— Пять лет…

Но он вспомнил, что надо «держать фасон» до конца и деланно веселым голосом крикнул:

— До скорой встречи, судья!

III

…И вот они встретились.

Елизавета Лавровна пристально вглядывалась в стоявшего напротив мужчину, и мысли одна за другой проносились в ее голове: «Совершил побег… Специально шел сзади по пустырю… Кричать? Но какой смысл? Кто услышит твой голос в такую заваруху?..»

— Испугались?

Ходров отогнул воротник полупальто и подставил ветру круглое лицо с чуть вздернутым носом. Руки его были по-прежнему в карманах.

— Ничуть, — овладев собой, спокойно ответила Казакова. — Я просто рада за вас.

— Вы правы. Пятигодичный «вуз» окончил за три года, — тихо произнес Ходров и задумчиво добавил: — В этом учебном заведении учат основательно, навею жизнь… В клубе вас сегодня слушал…

— А все же в валенке что-то многовато снегу набралось, — вспомнила вдруг судья и, опершись на левую руку Ходрова, сняла один валенок.

— Вытряхивайте его оттуда скорей, Елизавета Лавровна. Я вас до станции провожу. Ведь нам, действительно, теперь по пути…

ЛЮДМИЛА СЕРГЕЕВНА

Она была очень уравновешенная женщина. Никогда не нервничала, не терялась, как некоторые молодые врачи. Предупредительная с сестрами, ласковая с заболевшими детьми, она нравилась всем, кто ее знал или хотя раз с нею встречался. Одним словом, Людмила Сергеевна относилась к тем людям, которые при первой же встрече завоевывают ваше доверие. С ней было легко работать, особенно во время ночных дежурств. Получив вызов, она быстро собирала медицинскую сумку и шла к ожидавшей у подъезда машине. Вернувшись с какой-нибудь дальней окраинной улицы, молча ставила ту же сумку на стол, садилась и скорей всего себе, чем сестре, говорила:

— Ну вот, теперь ребенок будет жить.

Одно только не нравилось сестрам в Людмиле Сергеевне: врач была неразговорчива. Злые языки (без них, кажется, не обходится ни одно учреждение) говорили, что у Людмилы Сергеевны неудачно сложилась жизнь, что кто-то кого-то бросил и т. п. Но толком никто ничего определенного сказать не мог. Одно было всем известно: молодая красивая женщина была не замужем.

— Столько мужчин увивается, а она — ноль внимания, — частенько повторяла старая нянечка Варвара Семеновна. — Ведь так бабе и засохнуть недолго… Не пойму я нонешних девиц.

Впрочем, в глаза Людмиле Сергеевне ничего подобного никто не говорил. Да она и не нуждалась, вероятно, в советах. Жила, как могла, работала, как умела. Прислушиваться к сплетням было некогда да и неинтересно. Любила оставаться наедине. А кто остается по своей доброй воле один, у того, видимо, есть о чем подумать.

Вот и сегодня Людмила Сергеевна осталась одна, если не считать находящейся за фанерной стенкой сестры, дежурившей у телефона. Было два часа ночи. Людмила Сергеевна сидела, задумавшись. Вдруг за ее спиной мягко скрипнула дверь, как умеют скрипеть, кажется, только двери в медицинских учреждениях.

— Есть вызов, Людмила Сергеевна, — сказала сестра, подавая заполненный синими чернилами форменный бланк. — Должно быть, что-то серьезное. У ребенка, передают, очень высокая температура.

— Давайте, — спокойно произнесла Людмила Сергеевна, вставая. — Так, улица Героев Арктики… дом тринадцать…

Вдруг бумажка выпала из руки плавно опустилась на пол. Когда сестра подняла ее и взглянула на Людмилу Сергеевну, то не узнала своего врача. Перед нею было залитое бледностью лицо, с побелевшими вздрагивающими губами и расширенными серыми глазами.

— Что с вами, Людмила Сергеевна? — испуганно спросила сестра. — Вы больны?

— Нет, ничего… сейчас пройдет, — тихо ответила она, отстраняя сестру.

— На вас же лица нет.

— Скажите лучше, кто звонил?

— Родители.

— Мужской или женский голос? — так же тихо спросила Людмила Сергеевна.

— Видимо, отец.

— Машина готова?

— Да.

— Я поехала, — спокойно сказала Людмила Сергеевна, ровной походкой направляясь к выходу.

Сестра, проводив ее взглядом, недоуменно пожала плечами.

…Улица Героев Арктики была на другом конце города. Старенький «Москвич» с красным крестом на ветровом стекле вот уже десять минут бежал по асфальтированной струне, вырывая фарами из тьмы багряные клены и низенькие деревянные домики. Под шинами шуршали опавшие листья. В машине, под матовым стеклом плафона, мигал электрический свет… Молоденький шофер Иван Иванович то и дело косился на врачиху, как он называл Людмилу Сергеевну.

В руках Людмила Сергеевна держала форменный бланк, в котором синими чернилами были заполнены положенные графы: «…Улица Героев Арктики… дом 13, Саша Макаров… пять лет…».

Подкатив к серому двухэтажному дому с резным балконом над невысоким открытым крылечком, «Москвич» скрежетнул тормозами.