Половодье. Книга вторая

Тяжело волоча сапоги, Гузырь вышел на улицу. Еще не доставало, чтобы он привел белых в село. Ничего, скажут, посылали за помощью, а он с атаманцами притопал. Надо бежать! Снег стаял, и теперь уже не найдут по следу, если ночью улизнуть в степь. Но как улизнешь, когда белых несколько сот и лошади у них порезвее? Пристрелят Гузыря, словно куропатку. Что ни говори, а положение его самое никудышное. Чтобы двигаться быстрее, часть оставляла свой обоз. Гузыря предупредили, что и он поедет верхом. Нашли ему старенькое ободранное седло, которое дед кое-как пристроил на побитой спине Гнедухи. А за сбруей и телегой вернется, мол, потом.

«С того света не вернешься», — грустно думал Гузырь. Он был почти уверен теперь, что от смерти ему не уйти. Хоть так, хоть иначе, а его расстреляют. Ну, и планида у деда, до того невезучая, что хоть живьем в землю зарывайся!

Восход солнца застал казаков в пути. Кони шли машистой рысью. Есаул спешил. За его плотно сбитым дончаком еле поспевала масластая Гузырева кобыла. Подохла бы она, тогда, может, отпустили бы белые деда. Не видел Гузырь у казаков заводных лошадей!

Сотни шли по степи, минуя села. За всю дорогу не встретился ни один человек, которому бы Гузырь мог намекнуть о грозящей Покровскому опасности. И чем ближе Покровское, тем больше мрачнел Гузырь. Он безжалостно нахлестывал Гнедуху, придерживая в то же время поводья. Наконец, осадил ее у колка, неподалеку от которого был стог. Раздраженно сказал есаулу, подвернувшему дончака:

— Скотинка, якорь ее! Езжайте, ваша благородия. Ваши кони посытее будут. А я подкормлю своего и догоню вас!

— Зачем? Мы дадим тебе заводную лошадь.

Оказывается, у них были заводные. Ну, конечно, разве казаки отправятся без запасных коней. И тут Гузырю не повезло.

— Я и на Гнедухе дотащусь. Подкормлю ее, паря…

— Ты прав, старик. Кони и в самом деле проголодались.

По команде есаула казаки сошли с седел и быстро растащили стог. Пока кони ели, есаул расспрашивал Гузыря о Покровском. Он хотел знать все: и сколько жителей в селе, и сколько из них вооружено, есть ли где окопы, и как скоро могут подоспеть партизаны, ведущие бои под Галчихой и Сосновкой. Гузырь отвечал уклончиво:

— Значится, партизан и много, и мало. Они то придут, то обратно уйдут. И окопы тоже нароют, а потом зароют.

— Что-то ты вертишься, старик! Гляди, худо тебе будет! — ледяным голосом произнес есаул.

Но вот Гузыря словно подменили. Он как-то сразу оживился и потащил есаула к колку.

— Верчусь я, ваша благородия, потому как кругом уши. Ишо перескажут нашим мужикам, а те коклету сделают. Я тебе по секрету все обрисую.

— Говори, — нетерпеливо сказал есаул, когда они отошли от казаков.

— И скажу, ваша благородия, как я есть Колчаку верный слуга. Сила у мужиков есть, и она больше со степи. Отседова ожидают они вас. Значится, и я потому сюда приехал. А ежели желаешь, проведу вас по бору, и вы накроете мужиков за милую душу.

— Ты не врешь? — лицо у есаула посуровело, дернулись усы.

— Вот те крест святой и все протчее!

— Хорошо. Мы пошлем под Покровское разведку. Если твои слова совпадут с ее данными, мы примем твое предложение. Но если ты врешь, берегись, старик!

— Я отродясь не брехал, ваша благородия, — обиделся Гузырь.

В сумерках подошли к бору. Сотни замерли, поджидая разведчиков. Вдруг со стороны Покровского донеслись выстрелы. Казаки насторожились.

— А я, значится, что тебе говорил? — торжествующе обратился Гузырь к есаулу. — Есть у мужиков сила со степи. Из бора, однако, никого не выжидают.

Разведчики доложили, что на окраине села окопы. У мужиков винтовки. Это они обстреляли дозор. Но в окопах и бабы. Казаки хорошо разглядели полушалки.

Есаул подозвал командиров сотен. Они браво вытянулись в седлах, слушая приказ.

— Идем к селу бором. Не растягиваться и громко не разговаривать, — предупредил он.

Гузырь вывел казаков на Гнилую елань. Это была большая елань в окрестностях Покровского. Она лежала между двух озер, заросшая камышом, осокой и рогозой. С двух других концов елани разлились болота. На этот остров рисковали забираться немногие. Можно запросто потонуть в трясинах. Было лишь два узких, шириной всего в полторы-две сажени, прохода, которые вели через топи на середину елани. Гузырь знал их.

— Тут, ваша благородия, пусть едут по одному по двое в ряд. Значится, нужно перемахнуть через болотце, — направляя Гнедуху в воду, сказал дед.

Выбравшись на сухое место, есаул стал ждать, когда подтянутся сотни. Стемнело, от воды повеяло вонючей сыростью.

«Скоро будем в селе», — думал есаул, искоса посматривая на Гузыря. Дед был спокоен, бежать не собирался. Выходит, он приехал к белым за помощью. И еще спокоен потому, что ночью ему нечего бояться мужиков, — не узнают.

Переправа закончилась, и казаки, шурша камышом, тронулись по елани. Так ехали версты полторы и опять уперлись в болото. Копыта зачавкали в грязи. Гузырь остановил Гнедуху, спешился, присел на корточки, разглядывая черневший за болотом сосняк.