Половодье. Книга вторая

Ординарец главнокомандующего провел Антипова в небольшой чулан, где жарко топилась железная печурка. Воняло мышами и гарью. Прямо на затоптанном полу — карта-двухверстка. Вокруг нее на корточках Мефодьев и командиры полков. Увидев входящего начальника штаба, Мефодьев вскочил, рванулся навстречу.

— Ну, как? Не поладили? — с тревогой спросил он.

— С кем?

— Известно с кем. Да ты не тяни, говори скорей!

— С командованием Пятой армии все хорошо. Встретили нас как полагается. Играл оркестр. Выступали с речами. Условия присоединения, как должно быть. Мы входим в Пятую армию. Все бойцы, кому больше тридцати пяти, могут демобилизоваться. Командарм и Реввоенсовет приглашают вас лично для решения вопроса о переформировании.

— Чего ж ты надулся! — удивленно сказал Мефодьев. — Сердишься на кого?

— Рязанов там гнул свою линию. Требовал, чтобы наша армия была отдельной и только координировала свои действия с российскими войсками. Поругался я с Рязановым.

— А где он?

— Проехал к Королеву.

— Так, — задумчиво протянул Мефодьев. — А чего он туда?

Антипов недоуменно пожал плечами.

По вскоре все узнали, зачем Рязанов поехал к Королеву. Галчихинский полк, который наступал на Крутиху, неожиданно приостановил военные действия. А Королев уведомил Главный штаб, что присоединяться к Пятой армии не хочет.

38

Когда Романа привезли из Галчихи, Домна намеревалась взять его домой. Все равно лазарет переполнен. А дома Роману поспокойней будет. Домна и Любка по-переменке будут сидеть у его постели. Впрочем, Любка может не покидать лазарета. Домна сама управится.

— Да разве я усижу там? Нет, мама, — с болью в голосе сказала Любка. — Я уж отпрошусь у Семена Кузьмича.

Но фельдшер настоял на своем. Место Роману нашли. Ухаживать за ним будет жена, да и другие сестры. Лучшего не придумаешь. А главное — постоянное наблюдение за больным.

— И не возражайте! — сказал Семен Кузьмич, предупредительно подняв руку. — Мы имеем дело с тяжелой формой воспаления легких. В таком состоянии ни в коем случае нельзя брать из лазарета.

Роман горел. И лицо, и шея, и руки — весь пунцовый, будто только что парился в бане. Лишь не было пота. И это Семен Кузьмич считал плохим признаком. Сухой жар хуже.

Дышал Роман часто и неглубоко. Казалось, на груди у него — какая-то невидимая тяжесть. Он метался в постели, рвал ворот рубашки.

Любка смотрела на мужа и беззвучно плакала, кусая угол косынки. Яков из-под бинтов косил глазом на мать.

— Ладно, нехай лежит тут, — согласилась, наконец, Домна.

Первую ночь она провела у постели Романа. Трудной была эта ночь. Роман стонал и бредил. Когда он смолкал, Домна и Любка тревожно подавались к нему, прислушиваясь к дыханию. Замирали над Романом — и привставал на локте Яков. Потом все трое переглядывались: жив.

Несколько раз в ночь наведывался Семен Кузьмич. Он осторожно касался горячей руки Романа и щупал пульс, поглядывая на пузатые карманные часы, которые он доставал из кармана жилетки.

— Будем надеяться, что сердце выдержит, — говорил фельдшер, отходя к топчану, где бушевал в бреду Пантелей Михеев.

Сутками просиживала Любка возле Романа. Опершись плечом о спинку стула, засыпала. Но забытье было тревожным и чутким. Стоило Роману пошевелиться, Любка вздрагивала и открывала глаза.

— Шла бы ты домой да отоспалась, как следует, — советовала ей Маруся. — Совсем извелась. Роме-то уже полегче. Мы с Варей присмотрим за ним.

— Какой тут сон, — вздыхала Любка.

В одну из ночей Роман пропотел и, действительно, быстро пошел на поправку. Жар прекратился. Но Роман был так слаб, что едва держал ложку. Любка пыталась кормить его. Он сердился и ел сам.

Он просил Любку рассказывать покровские новости. Тогда в ее синих лучистых глазах искрилась радость. Любка подсаживалась поближе к мужу и начинала нашептывать, чтоб не слышал никто из соседей:

— Тятя Макар купил на Борисовке кроликов и держит их в предбаннике. Они там столько нор понарыли! Крольчиха должна окотиться. А еще тятя где-то потерял свою шапку, ходит в куртузе… А отец Василий попросился у Петра Анисимовича в учителя. Сан свой сложить обещался. Да Петр Анисимович отказал ему. А Порфишка учит ребятишек. В школе занятия начались…

Она вспоминала все, что делалось в селе. Рассказывала в подробностях. Роман слушал, переспрашивал и незаметно засыпал.

В лазарет приходил Петруха. Он весело размахивал последним информационным листком, присланным из штаба, и поздравлял раненых с новыми победами партизанской армии. А однажды влетел, как ветер. Сорвал с головы и бросил на пол папаху. И крикнул разливисто:

— Братцы! Вчера мы соединились с советскими войсками! — хлопнул себя ладошками по бедрам, пошел плясать вприсядку.

Лазарет буйно зашумел. Поспрыгивали и посползали с топчанов. Запросили самогона, чтоб отпраздновать это событие.

В разгар торжества нагрянул Семен Кузьмич. Накинул на нос пенсне, насупился.

— Что за вавилонское столпотворение! — прикрикнул он. — А вы, милостивый государь, почему безобразничаете здесь?