Читаем Половодье. Книга вторая полностью

Проводив обоз, Роман заехал на Кукуй к Якову. У брата было не меньше хлопот. В одном из домов по соседству с кузницей он оборудовал оружейную мастерскую. Плотники и столяры делали верстаки для оружейников, перекладывалась печь. Ее приспосабливали под кузнечный горн.

Яков, весь в саже и стружках, вышел на крыльцо и, довольно почесав затылок, сказал брату:

— Сковали больше сотни пик. Еще бы могли, да нет железа. Надо где-то искать. Починили две трехлинейки и пять бердан. А теперь думаем сами заряжать патроны. Вы будете присылать гильзы, а пистоны и пули сделаем на месте. Послал хлопцев собирать подходящую жесть для пистонов.

Говорил Яков с увлечением. В глазах светилось упрямство. Такой добьется своего, не остановится ни перед чем.

Роман улыбнулся, слезая с Гнедка:

— А ну, показывай свое хозяйство.

Яков повел брата в кузницу, где с заливистым звоном стучали молотки. Отпыхиваясь искрами, ухали меха. Булькало и шипело в воде раскаленное железо. Трое парней работали под началом дюжего, краснощекого старика, сердито басившего на них:

— От себя подавай, да веселей, веселей! А ты чего стоишь, как столб? Бери молот! Ох, и морока мне с вами!

Парни молча выслушивали деда, старались быть поразворотливее.

Романа оглушили грохот и лязг металла. Жарило, как в пекле. Молотобойцы и горновой исходили потом, то и дело черпали жестяной кружкой воду из кадки и жадно пили.

— Жидки у меня помощники, — басил старик. — Того и гляди, что от воды лопнут. Подай-ка, дружок, да покрепче! Вот так! А ты опять стоишь! Ох, и морока с вами!

Яков покачал головой. Ну и старина! Этот, пожалуй, не уступит самому Гавриле. Запарил ребят. Того и гляди, что сбегут из кузницы.

— Выполняем заказ ревкома. Шкворни куем для телег, — пояснил Яков.

Затем они направились в мастерскую. В одной из четырех комнат их встретил мужик в заплатанной рубахе и чирках. Он сидел на подоконнике и ел хлеб с огурцом. Когда братья вошли, мужик быстро смахнул на ладонь хлебные крошки и бросил их в рот.

— Это наш главный оружейник, охотник с Чаячьего, — сказал Яков. — Берется делать порох.

— Так-так, — подтвердил мужик, осклабившись. — Я сроду не стрелял казенным порохом, и родитель у меня был таков. Угля и всего другого мы тут найдем, а вот за солью придется на Качукское озеро ехать. Нигде больше нет такой соли, чтоб в порох шла.

— До Качука далеко. Пока доедешь, не раз на милицию, а то и на карателей нарвешься, — раздумчиво произнес Яков. — Поеду к Петрухе и к Ефиму. Пусть снаряжают подводы и охрану. Надо завезти больше соли.

— Поедем вместе. Я тоже в Сосновку, — предложил Роман.

Брат согласился. Переговорив с плотниками и печником, пошел в бор ловить Чалку.

К Сосновке они подъехали на закате солнца. Оно уже спускалось за бор, гася последние лучи. За пол версты до озер увидели в степи толпу людей. Вокруг нее, то упираясь, то шарахаясь по сторонам, на длинной веревке ходил статный буланый конь. Он был оседлан, но никого к себе не подпускал. Более смелые и опытные мужики ухитрялись подбегать вплотную, однако буланый давал такого «козла», что они поспешно отскакивали. Затаив дыхание, толпа глядела на смельчаков. И лишь один мужик хохотал, уткнув руки в бока.

— Да это же Жюнуска! — узнал Роман.

Киргиз тоже заметил приближающихся всадников. Проворно, одним махом вскочив на своего скакуна, помчался наперерез братьям.

— Эк-кей! — донесся до них его радостный крик.

Жюнуска вылетел на дорогу и осадил коня, взвихрив песок. Играя плеткой, ждал, когда подъедут друзья. Киргиз рад друзьям, ой, как рад!

— Асалау маликум! Здравствуй, Яшка и Ромка, — поприветствовал он. — Жюнуска стал аскером, его сам Петка Горбатый в армию писал. А киргизскай лошадь мал-мал хитрый, никого не слушает. Жюйрюк, быстрый конь!

— Да мы уж видим, — сказал Роман. — Ты помоги мужикам.

— Зачем, Ромка, так говоришь: помоги? Жюнуску Петка послал объезжать лошадь, а мужик сам хочет объезжать. Пусть объезжает. Жюнуске не жалко, — киргиз показал в улыбке ровный ряд белых зубов.

— Ну, коли так, пусть тешатся, — махнул рукой Яков.

— Жюнуска возьмет конь, и он станет совсем смирный, как овечка.

Простившись с киргизом, братья послали коней крупной рысью и вскоре въехали во двор дома, где квартировал Роман. К взводному из соседних дворов потянулись бойцы. Первыми пришли братья Гаврины.

— С приездом! — живо проговорил Аким, помогая Роману расседлывать Гнедка. — Мы тебя, Роман Макарович, который уж день ждем. Новостей у нас — целая куча. Пулемет нашему взводу дали, «Максимку», а еще на каждого по бомбе, лимонки английские. Пулеметчиком к нам упросился Касатик.

Роман обрадовался новостям: за полторы недели, что пробыл в Покровском, он соскучился о матросе. Значит, теперь вместе будут они.

— И еще такое дело, товарищ взводный, — заговорил бородатый мужик из Сосновки по прозвищу Бандура. — Моя Рыжуха жеребчика принесла. И мы нарекли его Партизаном. А опосля заспорили меж собой, можно ли эдак, чтоб скотину называть по-революционному. И никто толком не знает. Как, значит, ты маракуешь, товарищ взводный?

Роман тепло оглядел бойцов и, воодушевляясь, сказал Якову:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза
Сибирь
Сибирь

На французском языке Sibérie, а на русском — Сибирь. Это название небольшого монгольского царства, уничтоженного русскими после победы в 1552 году Ивана Грозного над татарами Казани. Символ и начало завоевания и колонизации Сибири, длившейся веками. Географически расположенная в Азии, Сибирь принадлежит Европе по своей истории и цивилизации. Европа не кончается на Урале.Я рассказываю об этом день за днём, а перед моими глазами простираются леса, покинутые деревни, большие реки, города-гиганты и монументальные вокзалы.Весна неожиданно проявляется на трассе бывших ГУЛАГов. И Транссибирский экспресс толкает Европу перед собой на протяжении 10 тысяч километров и 9 часовых поясов. «Сибирь! Сибирь!» — выстукивают колёса.

Анна Васильевна Присяжная , Георгий Мокеевич Марков , Даниэль Сальнав , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Поэзия / Поэзия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Стихи и поэзия