Половое воспитание Августа Флана

— Поверь мне, от этого еще никто не умирал! Никогда! Даже в эпоху Возрождения.

— А при чем здесь эпоха Возрождения?

— Так, к слову пришлась.

— А я думала, может, тогда было по-другому.

Август улыбнулся.

— Я тебе верю, — сказала она.

— Ты должна мне верить. Я первопроходчик.

— Я знаю. Дай я его поцелую и поглажу, чтобы он не обижался. Он такой живой!

Она опустилась на постель рядом с Августом и склонила голову. Ее губы коснулись маленького «августика», и она потерлась об него щекой. Потом ее язык обвился вокруг его шейки. У нее был потрясающе гибкий язык, с удобной, щекочущей ложбинкой посредине. Член Августа задумался, привстал и стал наливаться кровью и силой.

— Какой он хороший и послушный, — прошептала ласково она. После чего всосала головку в рот.

Дальше происходило нечто, что раньше никогда не происходило в юной жизни Флана. Едва он опустился на Ирину и развел выточенные бедра, ее тело стало делать какие-то несогласные и несогласованные движения. Едва он касался головкой ее губок, как она складывалась, топила ягодицы в перине, и меч Августа провисал в замкнутом, безвоздушном пространстве ее междуножья.

Август шептал ей на ухо, чтобы она не боялась, что это будет как перке, как укол, и очень быстро. Но ей, по-видимому, не хотелось делать ни перке, ни укол, ни последующую инъекцию. Пару раз она раздвинула ноги достаточно широко, чтобы его головка прошла парадный вход, смяла губки и уперлась в эластичную пружинящую плеву. Но стоило ему надавить или напрячься, как она вскрикивала, уворачивалась и тонула (или — топила) свои классные бедра в перине. Август провисал… Он все равно пытался воткнуть свой клинок и протолкнуть его в узкое отверстие, чтобы снова почувствовать, как она сгибала колени, бедра и тонула. Так могло продолжаться до бесконечности. Член Августа стал слабеть от тыканья, провисания, ее вскриков и непопадания. К тому же Август ничего не ел с утра, а они барахтались на перине уже четвертый час.

А воз и ныне был там же, где и был. В очередной раз она, вскочив, опять отбежала к белому холодильнику, голая.

Август, наконец, разозлился. Впервые у него закралось подозрение, что девушка Ира уйдет и из этой квартиры в том же качестве, в каком пришла, — девственницей. И что ее целомудренная, слегка потревоженная девственная плева не обовьется вокруг маленького «августа», сжимая и обнимая его на конце — разорвавшись на нем.

— Август, милый, почему мы должны это доделать… сделать именно сейчас. Сегодня. Давай приедем завтра, отдохнем и…

— Завтра не будет.

— Но почему?

— Не будет ключей.

— Августик, это нечеловеческая боль, ты такую никогда не выносил.

— Меня били в детстве железным ломом по голове, позже чуть льдышкой не выбили глаз…

— Я не знала, мой родной…

— …Думаю, это не меньшие боли, чем та, которую испытываешь ты.

— Как будто меня разрезают раскаленным ножом пополам. Поверь мне. А мы можем это сделать на следующей неделе? Я наберусь храбрости…

— Нет.

— Почему?

Август был разозлен и обижен. Его раздражало и бесило ее нетерпение к боли.

— Если мы не сделаем это сегодня, то больше не встретимся никогда.

— Но почему, Август, почему?!

— Я так сказал. И так будет.

— Не говори этого, ты мне безумно нравишься. Что же мне делать?..

— Ты готова лечь и слушаться или хочешь одеться и уйти?!

— Ты, правда, не увидишься со мной больше никогда?

— Да. Я так решил.

— Но это не по-человечески…

— Мы не в «человеки» пришли играть, а заниматься ломанием твоей целки. — Август не поверил, что он так грубо сказал это даме. Но он был слишком взбешен. — И если бы ее не было, не было б никаких проблем.

— Но тогда я была бы не девушка… и ты был бы не первый. Я не могу терпеть эту боль!.. Не могу! Хочешь, зарежь меня.

— А я не могу терпеть твое нетерпение и тянущую боль внизу от неудовлетворенности.

— О, я не знала, что тебе больно. Извини, пожалуйста.

— Это не имеет никакого значения, я могу терпеть. Ради тебя. Просто я хочу нормальные сексуальные отношения с девушкой, которая мне нравится, и от ног, и от всего тела которой я без ума.

— Это правда?! — ее глаза засверкали и засияли. — Хорошо, давай ляжем, я потерплю. Я обещаю, я буду терпеть.

Они легли обнявшись, и он опустился сверху на ее гибкое девичье тело, которое по-прежнему все еще было девичьим… Он нащупал концом головки ее лоно и надавил, но как ни пытался — она выгибалась, скулила, закусывая красивую нижнюю губку, и абсолютно ничего не получалось.

Август встал первый, снял рубашку со спинки и пошел в ванную. Он посмотрел на головку перед облегчающим мочеиспусканием: на ней не было ни капельки крови, ни кусочка прозрачной пленки. Все оставалось — вернее, она оставалась — в нетронутой и девственной красе.

Через какое-то время Ирина оделась. Он последний раз смотрел, как ее совершенное тело сгибалось и разгибалось, одеваясь.

Август никогда больше не видел ее и с ней не встречался. Сдержав свое слово. Она долго и настойчиво звонила ему, умоляя. Это была ее первая любовь.

А любовь требует жертв.

Глава 10 Марта

Кто женщину познает…