Половое воспитание Августа Флана

Теперь Леночка без шейной косынки не выходила никуда. Им обоим очень нравились поцелуи взасос. И без трех-четырех пятен на шее не обходился ни один вечер, ни одно свидание. Не успевали пройти старые, как появлялись новые, свежие.

У Леночки была подруга, всегда немного сонная, но с легким пороком на лице, Светлана. Август пригласил их обеих и Мишку к себе в гости, когда его родители куда-то уехали на целый день.

Сначала попробовали заветно спрятанный за нижней декой пианино коньяк. Девочки раскраснелись и заедали лимоном.

У Фланов была большая квартира из трех отдельных комнат с просторным коридором и огромной кухней. Окна трех комнат выходили на проспект. Мишка и Светлана пошли в первую комнату-зал, а Август с Леночкой — в третью — кабинет. Между ними была спальня.

Августик впервые был с ней в отдельной комнате, в закрытом пространстве, а не в открытом для всех подъезде.

Она села на мягкий темно-зеленый диван, откинулась на спинку. Ее короткое платье поднялось высоко, обнажив чудесные ноги. Кожа была уже чуть смуглая, загоревшая, на ней едва заметно, как лен, золотились почти невидимые волоски. Он сел рядом. Из первой комнаты не доносилось ни звука. Но они догадывались, что там творится. Леночка сама положила его руку себе на колено и повернула лицо удобней — к его губам. Он оценил эту трогательную заботу и коснулся ее щеки, потом шеи поцелуем.

Вдруг она стала медленно сползать и оказалась лежащей на диване. Август потянулся к ней, но остановился на полпути. Он вдруг вспомнил, как ему объясняли глагол… — это «когда папа лежит на маме». Но они не были папой и мамой, — тогда зачем? С закрытыми глазами она потянула его к себе. На себя. Август прижал ее плечи своими ладонями, придавив к дивану. Его губы стали медленно опускаться на ее лицо, а через мгновение покрывали его поцелуями. Потом руки ослабли в локтях, и его ребра коснулись ее груди, опустившись на нее. Она охнула. Это было новое касание, которое понравилось им обоим, и они горячо прижались друг к другу, не стесняясь. Оба увлеченно обнимались, исследуя друг друга пробными поцелуями. Август съехал на бок. Леночка непроизвольно раздвинула колени, платье было уже высоко задрано, и Август, не задумываясь, совершенно инстинктивно опустил туда колено. Она вжалась в него, воя, неожиданно крепко обхватив стиснутыми коленями. И вдруг, как током его ударило от прикосновения: нога Августа, та самая часть ее, которая зовется уродливым словом «ляжка», ощутила холм, выступ между девичьих ног, зовущийся нежно холмом Венеры. Или еще нежнее — лобком. Она прижалась им опять, придавила его к бедру Августа и неожиданно задрожала. Теперь они вдавливались все сильней и сильней. И через тончайшую ткань платья он чувствовал шевеление тонких волосков, их трение, сплетенных колечками внизу живота. Их переплетенные руки и ноги, как лианы, обвивали друг друга. Они продолжали тереться, раньше не представляя, что от этого можно получать такое удовольствие. Они получали наслаждение от близости, впервые в жизни поглощенные полностью своими движениями и теми эмоциями и чувствами, которые ощущали. Возбуждение Августа упиралось в ее бедро и давило. Холмик Венеры Леночки со всей силой упирался в его ляжку. Казалось, что своими движениями они хотели перетереть друг друга. Он зарылся в ее волосы, она — в его шею, оба возбужденно дышали и неимоверно вжимались друг в друга. Наконец ее руки подтянули его повыше, и он полностью опустился на нее, так что его мечик уткнулся прямо через ее арку в холмик между ног. Его бедра точно легли на ее, грудь придавила грудь. Они замерли, не дыша. Потом двинулись и стали скользить, вжимаясь и вдавливаясь, как можно сильней.

Скольжение напоминало скорее трение, или — такое корявое, совершенно неприятное, как оскомина, существительное — елозинье.

Август не представлял, что его член может так возбуждаться и увеличиваться. Он чувствовал его величину, прижимаясь к ее двигающемуся лону. Было необыкновенное ощущение: как будто какие-то сети, путы стягивали его всего и хотелось разорвать их и вырвать наружу, на воздух.

Они нашли наконец свой ритм и двигались теперь почти синхронно. Его головка сжималась двумя прижимающимися животами, он опустил руки на оголившиеся бедра и чувствовал, как они двигаются в его ладонях. Периодически он попадал головкой нечаянно между ее бедер, как бы соскальзывал с холма или выступа, потом толкался и взбирался на холм. С холма — на холм, с выступа — на выступ, головка вся горела и разрывалась от возбуждения. Она судорожно сжала его спину ладонями и вся словно гарцевала под ним. Все накалилось до предела. Казалось, что сейчас что-то неминуемо разорвется. Он вдруг встал, мельком увидел ее обнаженные бедра, треугольник узких сбившихся белых трусиков, и пошел в ванную. Где через несколько минут — после чрезвычайных волнений — всё опустилось и остыло.