Полина устроилась поудобнее, и теперь он ощущал ее спокойное дыхание щекой и шеей, возбуждаясь все больше и больше. Аромат ее свежего, нежного дыхания опьянял его. Он попробовал чуть отодвинуться, боясь, что его локоть может причинить боль ее сердцу. (Потом он запишет: «У меня болит сердце, — сказала она, — и взялась за грудь».) Он осторожно двинулся и, похолодев, с ужасом почувствовал, как его возбужденная сабля упирается прямо во внутреннюю часть ее бедра, лежащего на его паху.
Он замер. Полина спала. Грудь, вдыхая, ласкала его локоть, плечо и часть руки.
Он бесшумно высвободился, выскользнул и на цыпочках прокрался в туалет. Где, с большим трудом сумев помочиться, едва успокоил возбужденную плоть.
Всякие плоские девочки (Леночки) мира сего не стоили груди Полины.
На следующий вечер повторилось то же самое. Они попили чай и в одиннадцать вечера уже легли якобы спать. Полине нужно было рано вставать, чтобы идти в институт.
После первой бессонной ночи Август не ожидал, что ему удастся заснуть во вторую.
Когда Полина опустилась, окутанная ароматом потрясающих запахов, рядом, он справился с первой дрожью. Она была в той же ночной рубашке. Они оба лежали на спине, таким образом заняв весь диван. Август, естественно, не мог себе представить, что чувствует она, но он чувствовал себя странно и лежал, не решаясь пошевельнуться. Ее грудь съехала чуть вбок и касалась мягко его плеча. Их бедра были прижаты друг к другу. Его руки — вытянуты по швам, и поэтому правой, от плеча до пальцев, он чувствовал все изгибы и выступы ее нагого под легкой рубашкой тела. О, это были роскошные изгибы. Великолепные! Неожиданно Полина двинулась и положила руку ему на лоб, потом, словно не поверив, коснулась лба губами.
— Ты чувствуешь себя лучше? Жара, как вчера, кажется, нет.
— Да, — пролепетал он, ощущая ее тело.
Она повернулась к нему, и он двинулся, чтобы освободить ей больше места. И, как вчера, со сладким трепетом и изумлением, переходящим в дрожь, почувствовал, как его локоть попал в ее грудь. И начал тонуть…
Он замер, она вздохнула, и грудь наполнилась и вмялась в его руку. Полина, казалось, и не замечала этого неудобства. После пяти минут сладких мук он решил повернуться на бок, к ней спиной, и хотя бы попытаться сомкнуть глаза. Едва он повернулся, как Полина отодвинулась дальше от стены, положила руку ему на плечо, и ее две волнующие груди вдавились и уперлись в его лопатки. Август затрепетал, однако Полина не почувствовала его дрожи и прижала сильнее к себе, чтобы он не упал с краю. Ее бедра и арка между ними тоже придвинулись, и его торчащая упругая попа попала прямо в лоно… низа ее живота. Он, замерев, ощутил, что рубашка была надета на совершенно голое тело. И почувствовал легкое касание волосков лобка, пока она устраивала свои бедра поудобней вокруг его попки. О, эти легкие, неземные движения и полуобнимающие елозинья. Он старался дышать с ней в такт, в одно дыхание. Пока, сбившись, не понял, что гораздо приятней ритмичности — аритмичность, тогда ее грудь упиралась в его лопатки сильнее и глубже. Теперь он умышленно затаивал дыхание, и только она выпускала свое, как он глубоко вдыхал, двигая лопатками, и получалось второе вдавливание-прикосновение к ее сокровищу. Сладко, больно и томно кружилось в голове.
На левом боку стала затекать рука, и он осторожно, чтобы не потревожить Полину, уже бродящую в царстве Морфея, решил повернуться лицом к ней, на правый бок. И только он повернулся, как она в полусне инстинктивно обняла его и сильно прижала к себе.