Половцы, торки, печенеги, берендеи

Заканчиваю очерк о черных клобуках рассмотрением вопроса о культурном влиянии их на Русь. В нашей исторической литературе не допускалось и возможности поднятия такого вопроса ввиду того, что вообще не признавалось какой-либо культуры у кочевников или возможности за ними какой-либо посредствующей роли в передаче элементов других культур. Молчановский[180], например, судит о низкой степени культуры у черных клобуков по их способности в каких-либо несколько десятков часов перенестись всеми вежами с одного места в другое. Грушевский обратил внимание лишь на отрицательную сторону черных клобуков, на их степную дикость и грубость, оказавшую сильное влияние на русское население Поросья, среди которого жили черные клобуки. Это замечание Грушевского можно проиллюстрировать выразительными примерами. Когда несколько видных берендеев стали подговаривать волынского князя Владимира Мстиславича к захвату киевского стола, бывшего под Мстиславом Изяславичем, то дружина князя отказалась поддерживать его в этом предприятии и он почти один явился к берендеям. Но черноклобуцкие старшины встретили Владимира назидательными словами, что раз с ним нет никакой силы, то они и поддерживать его станут, и проводили его стрелами: «…начаша в ны пущати стрелы и ударша князя двема стрелама». На Руси на князей вообще редко поднимали руку, а такая бесцеремонность в отношении к Владимиру Мстислави-чу может быть отнесена только на счет тюркской грубости. Тем более редки у нас были случаи убийства князей. Но вот Василько Теребовльского ослепил «торчин именем Беренди», а главными распорядителями этого дела были некие Кульмей и Туряк, мужи князя Давида Игоревича; Глеб, сын Владимира, был зарезан торком; Изяслав Давидович Черниговский был зарублен, правда в битве, Воибором Негечевичем, черным клобуком. Все перечисленные случаи убийств, кроме убиения Изяслава Давидовича Воибором, производились, конечно, не по собственной воле этих лиц, но то, что исполнителями выбирали именно тюрков, — достаточно характерно.

Мысли же о том, что черные клобуки, подобно половцам, могли влиять на материальную культуру Руси, в вооружении, в конских уборах, в предметах личного украшения и пр., — не допускались вовсе в нашей исторической литературе. Говорить о видах этого культурного влияния черных клобуков на Русь я здесь не буду, так как невозможно разделить, что шло к нам от черных клобуков, а что — от половцев. Однако можно говорить о той роли, какую черные клобуки сыграли в деле перенесения на Русь элементов тюркской и других восточных культур. Надо помнить о близости, которая существовала между русскими и черными клобуками, в особенности между ханами, черноклобуцкими старшинами, теми «лепшими мужами», о которых так часто говорит летопись, и русскими правящими кругами. Их хорошо знали, этих старшин, знали их по именам, сидели с ними за общими столами на пирах, приглашали их на совещания, ссорились и мирились с ними. Отдельные лица наполняли собой различные классы общества; мы видим тюрков и простыми слугами князей, и княжими отроками, и, наконец, — в высшем, боярском классе, даже послами русских князей при сношениях с другими русскими князьями. Хотя главная масса черных клобуков жила на окраине Руси, в южной части Киевского княжества, тем не менее они были хорошо известны всей Руси. «Лепшие мужи» их жили в самом Киеве; там же находились иногда при князе и отдельные берендейские отряды[181]; во время междоусобных войн черных клобуков видели всюду, почти по всей тогдашней Руси проходили их полки. Можно предполагать, что в первые годы их проникновения в Русь, в эпоху Святополка II» и Владимира Мономаха, они наводнили собою княжеские дружины; может быть, даже существовали самостоятельные тюркские отряды при князьях. Все это не могло не оказать существенного влияния различных тюркских элементов на дотатарскую Русь, а на исходе XI и в начале XII века, когда Русь была особенно насыщена этими элементами благодаря массовому наплыву торков и печенегов, едва ли не создалось своеобразной моды на них.

Как мы видели, черные клобуки, при удачных для них стычках с половцами, захватывали в плен половецких ханов, которым часто тут же давали возможность откупиться — тем главным образом, что было на них и их лошадях. А на половецких ханах было столько «злата» и «сребра», такие «паволокы», «дрогыя оксамиты» и драгоценное оружие, а на конях их богатые седла и попоны, что было чем откупиться, даже только «снимая на себе» (то есть с себя). Все эти ценности не складывались, не прятались, а, как было принято у кочевников, носились на себе; черные клобуки несомненно щеголяли этими трофеями[182]. Это не могло не оказать влияния на русских, и для нас, по всей вероятности, останется навсегда загадкою — кто, собственно, больше влиял на русских в усвоении ими тюркских видов убранства — черные ли клобуки или половцы, кто прививал и создавал на Руси своего рода тюркскую моду, подобную той, какую, например, привносили половцы в Венгрию, а гунны и другие варвары — в Византию.