Половцы, торки, печенеги, берендеи

Остается, правда, спорным, сколько было правды в словах Ростислава Юрьевича, потому что обычно видим черных клобуков приверженцами волынских и смоленских Мономаховичей. Когда в Киеве княжил «неугодный киянам» Игорь Ольгович и киевляне призвали Изяслава Мстиславича, внука Мономаха, то черные клобуки тотчас же приняли сторону последнего: «…прислашася к нему чернии клобуци и все Поросье и рекоша ему: «ты наш князь, а Олгович не хочем; а поеди вборзе, а мы с тобою!»». В другой раз, когда в Киеве сидел Юрий Суздальский, а тот же Изяслав искал под ним Киева, достаточно было ему приехать в расположение черных клобуков, как «приехаша к нему вен чернии клобуци с радостью великою, всими своими полкы». Еще решительнее заявляют они себя приверженцами этой линии Мономаховичей в 1151 году, говоря князьям: «Хочем же за отца вашего за Вячьслава и за тя (то есть Изяслава Мстиславича. — Д. Р.), и за брата твоего Ростислава, и за всю братью и головы свое сложите, да любо честь вашю налезем, пакы ли хочем с вами ту измерети, а Гюргя (Суздальского. — Д. Р.) не хочем». В свою очередь, только от старших Мономаховичей и видим мы столь теплое отношение к клобукам. Когда умер племянник Изяслава, Мстислав Ростиславич, «плакашеся по нем вся земля Русская», а «черные клобуци вси не могут забыта приголубления его»; брат Мстислава, Давид Смоленский, в свой приезд в Киев среди даваемых обедов дает обед и черным клобукам: «Потом же позва Давыд чернии клобуци вси и ту попишася у него вси чернии клобуци и одарив ихдарми многими и отпусти их». Когда же умер сам Изяслав (1154 год), то «плакася по нем вся Руская земля и вси чернии клобуци, яко по цари и господине своем, наипаче же яко по отци». Вокняжение в Киеве правнука Мономаха Рюрика Ростиславича встречается киевлянами и «погаными» с радостью «зане всих приимаше (Рюрик. — Д. Р.) с собе с любовью и крестьяны и поганы и не отгоняше никого же».

К суздальским же Мономаховичам и к черниговским Ольговичам мы видим холодность черных клобуков; во всяком случае, они никогда не проявляли той рьяности, какую и на словах и на деле стремились проявить по отношению к старшим Мономаховичам. Поэтому левобережные князья в борьбе за Киев избегали опираться на них, видимо сознавая всю непрочность для них такой помощи[179]. В данном случае симпатии и антипатии черных клобуков совпадали с отношением ко всем этим княжеским родам киевской общины, ибо, как известно, киевляне издавна недолюбливали черниговских Ольговичей, а старших Мономаховичей предпочитали суздальским. Объяснением этому может быть то, что и черные клобуки и киевляне просто больше и лучше знали потомков Мстислава I, чем его брата Юрия с сыном Андреем; к первым они больше привыкли, постоянно видя их, помогая им в делах, а на черниговских Ольговичей смотрели как на чужих. Но что мне кажется особенно существенным, так это то, что черниговские и суздальские князья являлись завоевывать Киев с ордами «диких половцев», смертельных врагов черных клобуков, и уже это одно вызывало у них невыгодное мнение о таких претендентах на Киев.

Но все это, разумеется, волновало черных клобуков только в дни борьбы за Киев. Но как скоро в Киеве прочно утверждался князь, хотя бы и из Ольговичей, черные клобуки послушно становились перед лицом совершившегося факта; например, в продолжительное и славное княжение Святослава Всеволодовича (занявшего киевский стол при сохранении в первые годы правления за собой черниговского) мы видим их исполнительными слугами киевского князя. Даже нелюбимому Юрию Владимировичу Суздальскому они быстро подчинились, как только он обосновался в Киеве, да еще в громких фразах выразили ему свои уверения в преданности.