При всей отрывочности и случайности упоминаний летописями о количественном соотношении в походах княжеской дружины и черных клобуков или вообще «русских вой» и «своих поганых» все же можно, мне кажется, утверждать, что сравнительно черные клобуки составляли очень значительное количество, которое, конечно, невозможно определить в цифрах, но, по всему судя, «свои поганые» иногда даже преобладали. Грушевский пришел к выводу, что киевская княжая дружина «считалась сотнями и редко переходила за тысячу», и далее указывает, что «с течением времени, по мере того, как киевские князья становились менее могущественными и богаты, число дружины должно было еще более уменьшиться»[176]
. Когда мы эти выводы поставим рядом с отрядом в 600 торков, посылаемых киевским князем на помощь князю Полоцкому, с отрядами в 1500, 2000 и 6000 черных клобуков во время степных походов и, наконец, когда вспомним спорное место летописи о 30-тысячном отряде берендеев у великого князя Ярополка[177], то высказанное предположение о черных клобуках как о преобладающем элементе в русском (собственно, киевском) войске не покажется слишком смелым[178].Это обстоятельство показывает, насколько важно было претендентам на киевский стол быть в хороших отношениях с черными клобуками, ибо отпадение их и переход на сторону противника сразу бы вырывали почву из-под княжившего в Киеве князя. Изяслав Мстиславич рассуждал, когда в Киеве сидел его непримиримый враг — дядя Юрий, что стоит соединиться с черными клобуками и тогда уже никто страшен не будет. Юрий же немедленно, без боя, бросил Киев, уступив его Изяславу, как только узнал, что тот из Волынской земли, куда он ушел, изгнанный из Киева Юрием, очутился у черных клобуков и был ими радостно встречен. После этого Юрию уже казалось безнадежным удержать за собою Киев.
Очень характерной иллюстрацией может служить эпизод с черноклобуцкой ордой турпеев в 1150 году. Здесь, правда, дело идет не о Киевском, а о Переяславском княжестве, но это нисколько не умаляет характерности факта. Киевский князь Изяслав велит своему сыну Мстиславу добыть Переяславль. Между Киевом и Переяславлем находились турпеи. Мстислав посылает за ними, приказывая «ехати к собе», чтобы уже затем, собрав их и свою дружину, двинуться к Переяславлю. Но переяславский князь, услышав об этом, торопится перехватить турпеев у Мстислава, что ему и удается: «…сам гна к Сакову и сгони турпеи у Днепра и поймав и приведе и Переяславлю». На этом примере видим, какое значение имели тюркские отряды, за обладание которыми боролись князья.
Но исполнение черными клобуками роли слепой военной силы — скорее исключение на страницах русских летописей. Обычно же мы видим их гораздо более самостоятельными, выражающими явные симпатии и антипатии к различным ветвям княжеского дома.
Что касается политической роли черных клобуков в делах Киевской Руси, то самостоятельными инициаторами переворотов они никогда не выступали (по крайней мере, об этом нет ни одного указания), но деятельными участниками, в большинстве случаев согласно с киевской общиной, были неоднократно; по причине той военной силы, какую они собой представляли, участия эти были очень ощутимы, а часто и решающими. Характерно, что черные клобуки, участвуя в политических делах, никогда не сливались с русскими, в частности с киевлянами, но, наоборот, всегда подчеркивали свою самостоятельность. Так, когда умер великий князь Ростислав, князья, сидевшие в киевских пригородах, и киевляне послали гонцов к Мстиславу Изяславичу, зовя его сесть на стол в Киеве; то же сделали и черные клобуки, но отдельно: «В лето 6674. По Ростиславли смерти начата слати по Мьстислава; братья — Володимер Мьстиславич, Рюрик, Давид — и кияне от себе послаша, черный клобукы от себе послаша». Сын Юрия Суздальского, Ростислав, чтобы поднять своего отца в поход на Киев, так говорит Юрию: «Слышал есмь, оже хощет тебе вся Руская земля и черный клобукы».