– Я все равно не смог бы учиться там дальше, – мелкий словно читает мои мысли, – я просто не смог бы... выносить это все. Понимал, что не стоит обращать внимание, что нужно сосредоточиться на учебе, я ведь за этим прихожу, но... Они выделили мне отдельную комнату, потому что никто не хотел даже за руку со мной здороваться. И на том спасибо, – он всхлипывает, но сжимает зубы и сдерживается. – А в классе... Я не думал, что надо мной когда-нибудь будут так издеваться.
Я смотрю на его прикушенную дрожащую губу и чувствую, как щиплет в глазах. Осторожно касаюсь Саниного предплечья, тяну брата к себе и мягко обнимаю. И плевать, что это «не по-мужски».
Он снова тихонько всхлипывает, и через секунду я уже глажу его трясущуюся от беззвучного плача спину.
***
Саня долго не мог успокоиться. Когда я, усадив его на кровать, попытался напоить его водой, он пролил половину себе на грудь просто потому, что его била нервная дрожь.
Я чувствовал себя самой настоящей сволочью, ведь именно я завел этот разговор. А Саня то и дело сквозь всхлипы шептал о том, что он отдал бы все, лишь бы забыть о случившемся.
Но, в конце концов, истерика прекратилась. Мелкий затих, уткнувшись лбом в согнутые колени, а я обнимал его за плечи и просто не знал, что делать и говорить.
Но Саня заговорил сам.
– Я просил родителей не говорить тебе ничего, потому что думал, что ты будешь меня презирать, – это он выдает сбивчивой скороговоркой, не поднимая головы. – Я не хотел, чтобы ты брезговал прикасаться ко мне.
Вот так вот просто. Саня, господи, ну почему это произошло именно с тобой?
– Почему ты решил, что я стану брезговать? – ненавязчиво глажу его по спине.
– Думал, будешь бояться заразиться, – голос у младшего тусклый, словно истерика выпила из Сани все силы. Хотя так оно, наверное, и есть. – А я очень хотел тебя поцеловать.
В который раз за вечер просто не нахожу слов. Машинально сжимаю пальцы на плече брата, пытаясь сообразить, что должен ответить.
Бля, как же все сложно-то! Логично предположить, конечно, что, после всего произошедшего, Саня получил глубокую психологическую травму, отсюда и это странное влечение ко мне. Но мне-то самому как быть? Я ведь не гей.
Твою мать, да при чем тут ориентация?! Я же его брат! Родной, блядь, брат!
Но если сейчас начну толкать про это речь, он, естественно, решит, что мне противно!
– Тебе ведь не неприятно меня касаться? – спрашивает едва слышно и вдруг поворачивается и заглядывает в глаза. От этого его взгляда у меня что-то словно лопается в груди.
Мотаю головой, потому что не уверен, что сейчас могу нормально говорить, и обнимаю его, прижимая совсем близко.
– Я очень хочу тебя поцеловать, Жень, – шепчет мне на ухо, обдавая теплым дыханием. – Очень.
– Почему? – меня хватает только на этот короткий вопрос.
– Я тебя люблю, – я чувствую, как его губы задевают мое ухо.
– Я тебя тоже, Сань, но... – сглатываю, – это другое. Ты любишь меня, потому что я твой брат. Как и я.
Твою мать, нужно было все же тогда записаться на курсы психологов. Ведь недорого брали!
– Пожалуйста... – шепчет и трется щекой о мой висок.
Да что ему в голову вступило?! Решил, что раз болен, то все можно? А как же я? Мне потом что делать?
– Сань, я... – начинаю и вдруг чувствую, как все его худое тело напрягается, словно мелкий уже знает, что я скажу.
Ну, не будь мудаком, Жень, успокой ребенка.
– Иди сюда, – выговариваю через силу. – Давай.
Отстраняется слегка, смотрит с робкой надеждой. А я кладу ладонь на его затылок и предлагаю:
– Целуй.
Два раза просить мне не приходится. Саня подается ко мне и неловко тыкается губами в мои, еще раз демонстрируя мне свое полное неумение целоваться.
Лижет мои губы, пытается поцеловать «по-взрослому». И, наверное, это было бы смешно, если бы не жар, разлившийся вдруг внизу живота.
– Же-ня... – тянет почти не отрываясь от моих губ. – Пожалуйста...
– Ну, кто так целуется, – мой голос хрипит. – Остановись.
Послушно замирает, облизывает влажные блестящие губы. Беру его лицо в ладони и целую уже сам, мимолетно прохожусь языком по нижней губе, а потом проскальзываю им внутрь, заставляя Саню податься ко мне.
– Вот так, – отстраняюсь и сглатываю.
– Еще хочу, – ластится ко мне, льнет всем телом. И я чувствую, как тесно становится вдруг в джинсах.
Бля, я на такое не подписывался!
Мягко отстраняю его от себя и строго говорю:
– Теперь спать. Поздно.
– Ты еще меня поцелуешь? – смотрит вопросительно. Глаза блестят.
– Завтра решим, – даю себе время подумать и понять, что вообще происходит.
– Обещаешь?
Детский сад!
– Давай-ка спать, друг, – толкаю его на подушку и выдергиваю из-под его спины одеяло.
Молча стягивает с себя штаны и поворачивается на бок. Укрываю его и еще минут десять сижу рядом, поглаживая по плечу.
В конце концов, Саня отрубается, а я встаю и бреду к себе.
И в голове крутится только одно, очень подходящее к ситуации слово: «пиздец».
Глава 4.
Ночью я так и не заснул, и рассвет встречал, сидя на кровати с незажженной сигаретой в пальцах, размышляя о том, насколько же нужно быть уродом, чтобы поцеловать младшего брата.