Положительный (СИ)

– Как же... – я хочу сказать «как же ты надоел мне со своим нытьем», но не могу выговорить. Так что я просто закрываю рот и выхожу из лифта, который очень вовремя останавливается.

***

А вечером я застаю мелкого в темной кухне. Он стоит у окна и не моргая смотрит куда-то вниз. Молча обнимаю его со спины, утыкаюсь губами в его затылок.

И Саня доверчиво прижимается ко мне всем своим худым телом. Берет меня за руку. Вот так вот просто. Сжимает мою ладонь своей.

Я не смогу.

Не сегодня, ладно? Просто не сегодня...

____________________________________________________________

* внутривенное введение глюкозы и питательных смесей

Глава 24.

Дурное дело не хитрое. Так, кажется, говорят? Хотя, если не так, то мне все равно плевать, я не особенный любитель пословиц, поговорок и прочего дерьма в этом роде.

В любом случае довести Саню оказалось не сложно. От слова совсем. Потому что я знал, образно выражаясь, куда бить.

Началось все со вчерашнего утра. Вернее, с того момента, когда Саня, еще совсем сонный, потянулся ко мне за поцелуем. Я просто оттолкнул его и повернулся на другой бок. А когда мелкий удивленно поинтересовался, что случилось, я велел ему отвалить, потому что он достал.

Вот так вот просто.

Саня как-то притих, поворочался минут пять, а потом свалил в ванную. А я так и лежал, отвернувшись к стене, и думал, хватит ли меня хотя бы на день.

Не, раньше я мог шпынять мелкого почем зря. То есть без проблем мог унизить его, ударить, задеть за больное. В общем, был нормальным старшим братом, читай тем еще мудаком.

Но это было до того, как Саню изнасиловали, заразив ВИЧ. И, что самое главное, до того, как я впервые позволил себе его поцеловать.

Саня любил меня настолько по-детски сильно и слепо, что лично у меня, когда я об этом думал, по коже пробегал холодок. Я прекрасно понимал, что никто и никогда не полюбит меня так же.

Правильно выразился психолог: то, что испытывал ко мне Саня, было квинтэссенцией братской любви и того, что друг к другу чувствуют любовники. Действительно, очень нездоровое чувство. Как мелкий до этого дошел, оставалось только гадать. Потому что я никогда не давал ему повода хотя бы просто уважать меня, не то что любить.

И вот теперь я должен был разрушить все это. Не знаю, как я потом объясню это мелкому. И смогу ли объяснить. Успею ли...

Потому что сейчас я держу в руках найденную на столе записку – половину листа А4, который мелкий спер с моего стола, и пытаюсь прочесть те несколько предложений, которые написал для меня Саня.

Я смотрю на листок уже, наверное, с минуту, но не могу понять написанного. И не потому что у мелкого плохой почерк, нет. А потому что перед глазами у меня все плывет.

Я знаю, что заебал тебя. Прости. Надеюсь, ты найдешь это уже тогда, когда я решусь.

Каждое слово дается мне с трудом. Будто я перевожу с ёбанного китайского. Хотя, с точки зрения русского языка, все написано идеально. Даже запятые расставлены.

Когда он успел свалить? Час назад? Два? Ведь я знал, что не должен был уезжать. Только думать теперь об этом бессмысленно.

Трясущимися пальцами вытаскиваю бесполезный телефон, набираю номер. Понятное дело, «аппарат абонента выключен, или находится...». Дальше я не слушаю.

Лифт едет, наверное, снизу, так что я, не дожидаясь его, бегу вниз по загаженной лестнице. Похуй на то, что у нас девятнадцатый этаж.

На лавке перед подъездом сидят две пожилые женщины. Похуй. Трижды. Я пролетаю мимо, даже не кивнув. Наверное, меня будут обсуждать еще минут пятнадцать.

Время уже позднее, пробок не будет, и до нужной станции метро я доеду быстро. Но мне это может уже не помочь. Как и Сане.

Смешно, но я знаю, куда ехать. Потому что мелкий, корчась от истерических рыданий, каждый раз твердил мне именно об этом месте.

Станция метро «Алтуфьево». Тот мост над МКАДом, за Лианозовским парком, что рядом с кладбищем. Именно там мелкий первый раз всерьез подумал о самоубийстве. Жутковатое место.

Я не знаю всего, у меня есть только слова Сани. Но и их достаточно, чтобы сообразить, куда он поехал. Потому что...

Да нихуя я не знаю. Я просто надеюсь на то, что прав, потому что очень хочу найти мелкого на том самом мосту. Живого и здорового. Ну, хотя бы живого.

Господи, неужели я всегда буду таким куском говна?!

Выскакиваю на дорогу, подрезав какую-то «Мазду». Мне отчаянно сигналят и, наверное, матерят. Но вряд ли так, как матерю себя сейчас я.

Я сто процентов соберу сегодня все камеры, которые будут по пути. Пролетаю светофор, едва успев на желтый, и выезжаю на шоссе, сразу же перестраиваясь в крайнюю левую.

До нужного места я доезжаю за рекордные пятнадцать минут. Дорога здесь малопроезжая, я не встречаю ни одной машины. Горят фонари, и в их холодном голубоватом свете я сразу же вижу фигуру мелкого.

Саня стоит, облокотившись о парапет, и смотрит вниз.

Должно быть, ему холодно в тонкой кофте на молнии. Судя по тому, что он натянул капюшон и спрятал руки в рукава – очень.