Полшага до мечты

— Вот-вот, наберется малец от тебя словечек, — проворчала Аня и стала складывать посуду в мойку. — Все же тема осталась открытой, — не отступилась она. — Обещай, что подобные загулы больше не повторятся. Минуту назад ты сам критиковал излишнюю свободу нравов, почему я должна мириться с твоим поведением? Я всю ночь не спала, пока ты развлекался. У тебя совесть есть? И не говори мне, что ты уже достаточно взрослый. Вот когда тебе исполнится восемнадцать…

Сережа подскочил к ней и крепко обнял. Временами он становился ласковым как котенок.

— Анютка, ты самая лучшая сеструха в мире! Не сердись, лады? С завтрашнего дня обещаю вести благопристойный образ жизни. С дамами не блудить, поздно не приходить…что еще…не пить, не курить, хотя я и так не курю…короче, проси, чего хочешь!

— Уходи от Огнивцева.

— Ань, дался тебе Артур. Он на мне зарабатывает, и мне кое-что перепадает. Знаешь, что я задумал? Скоплю денег и куплю папе машину. Представляешь?! Ему ходить трудно, а так он сможет разъезжать, куда захочет. Классно, правда?

— Умница! Я сама об этом думала. Давай сложимся, так быстрее купим, идет?

— Заметано!

В десятом часу вечера Сережа, несмотря на обещания, вышел из дому по звонку, заверив, что отсутствовать будет не более двух часов.

Аня дождалась, пока Тёмка заснул, и решила воспользоваться затишьем, чтобы позвонить папе, а заодно вволю наговориться с Матвеем. Они часто перезванивались, Матвей поправился полностью и снова летал; комиссия пришла к выводу, что причиной аварии явилось попадание в двигатель постороннего предмета, предположительно — птицы.

Аня набрала номер, потянулись длинные гудки. Она терпеливо ждала: вероятно, Матвея не было дома, а Семен Павлович всегда долго подходил к телефону. «Надо купить для папы беспроводной телефон, — подумала Аня. — Невнимательная дочь, мозги на отшибе, там, где Матвей, все остальное в тумане».

Обожгла знакомая тоска, не тоска даже, а что-то сродни жестокому томлению души и тела, когда овладевает беспокойство, хочется немедленно куда-то мчаться, действовать, искать предмет своей страсти.

Так случалось с Аней нередко; она, как ни странно, дорожила этими приступами любовного голода, они служили доказательством неугасающего чувства, свидетельством того, что нынешняя связь была не мимолетным увлечением или преходящей влюбленностью.

Еще сегодня утром в своем офисе она отбивалась от настойчивых советов Вали:

— Будь понастырнее, не стесняйся. Раз говорит, что любит, значит, уступит в конце концов. У тебя бриллиантов немерено — часть продай. Квартиру продай, денег добавь — купи другую, большую, да хоть в спальном районе, а он пусть увольняется из вооруженных сил и переучивается на летчика ГА. Я специально звонила бывшей однокласснице, у нее муж КВС, так вот, он уверяет, что на летчиков сейчас огромный спрос, авиалиний и компаний становится больше день ото дня, а пилотов не хватает.

— Ой не знаю, Валюш, боюсь, из армии Матвей не уйдет. Он мне так и сказал: «Не уйду, пока не спишут». А к нему ехать, быть женой военного откровенно боюсь. Не гожусь я в героини. Дело даже не в минусах гарнизонной жизни. Это не жертва ради любви, а скорейшее и неизбежное ее убийство. Валюха, я так его люблю, что боюсь замужества. Мне хочется как можно дольше сохранить свежесть чувств, волнующее ожидание встреч, восторг свиданий, трепет, жаркое наслаждение…

— Анька, поимей жалость, не трави воображение, а то мне в натуре мужика захочется.

— Вот видишь! — вдохновенно продолжала Аня. — Нужна романтика, воображение. Как только мы пытаемся ухватить любовь, закрепить ее за собой и втиснуть в рамки совместного быта, волшебство исчезает. Мы как будто нарочно стремимся к полному обладанию другим человеком, чтобы сменить радужное зрение любви на черно-белый экран рентгеновского аппарата.

— То есть, что слепила, то и полюбила, как в песне поется? — заметила Валя.

— Ах, Валь, я сама не знаю. И никто ничего не знает. Так всегда, когда речь заходит о любви.

— Да, дилемма… Ты ведь хотела второго ребенка. А детям нужна семья.

— Молчи, Валюха, молчи…Жизнь постоянно расставляет ловушки, получишь одно, теряешь другое. Не буду пока думать ни о чем, там видно будет…

… Гудки продолжали монотонно оттягиваться в трубке. Одиннадцать часов — в такое время папа обычно не спит, непонятно, почему не подходит. Матвей, если не в ночных полетах, то возможно, на боевом дежурстве. Можно попробовать позвонить ему на мобильный.

Автоответчик сообщил, что абонент временно недоступен.

Повернулся ключ в замке входной двери, и в квартиру вошла Елизавета Михайловна.

— Мама? Привет. Что так поздно? — Аня поцеловала мать в охолодевшую щеку.

— Савва до сих пор в клинике, у него тяжелый больной, а мне муторно дома в одиночестве. Села в машину и махнула к тебе. Тёмка спит? Жаль, хотелось с ним повозиться, надо было раньше приезжать.

— Раздевайся, заходи.

— Ты одна? А где Сережа? Видела его вчера в рекламе по телевизору. Отлично смотрится. Интерьер, хрусталь, шикарные шмотки, роскошные девицы. Сомневаюсь только, полезны ли ему в столь нежном возрасте соблазны красивой жизни?