Полшага до мечты

— В какой еще рекламе? — вскинулась Анна. — Пройдоха! Мне ни полслова!.. Чаю выпьешь?…Я только что папе звонила, но у них трубку никто не берет. У меня на душе неспокойно.

Елизавета Михайловна прижала руку к груди:

— Сердце иногда скачет, как взбесившаяся обезьяна в клетке… Напрасно беспокоишься. Наверно к зазнобе своей пошел. Имела возможность наблюдать соседку Зину в действии. Так к нему и льнет. Всегда отыщется очередная пиявка…

— Когда ты успела с ней познакомиться? — удивилась Аня.

— Такие гадюки всегда являются в неподходящий момент, как будто чуют что-то своим раздвоенным языком. Мы с Сеней разговорились — хорошо так, по-доброму, и вдруг что-то важное произошло, теплый поток воспоминаний унес нас в прошлое. Мы снова были близки друг другу, как прежде, день за днем перед нами проходила молодость, наша совместная жизнь; он смотрел на меня с каким-то особенным, непередаваемым выражением, потом внезапно сжал мне руку и сказал: «Лиза, я страшно виноват перед тобой. Наверное, мне нет прощения, и все же прости, если можешь».

И веришь ли, Анечка, в тот миг я простила ему все, и простила самое себя, и то зло, что причинила ему из любви и из мести, все, все, что было ненужного между нами. Я примирилась с ним и с собой. Мне до смерти захотелось его обнять, погладить поседевшие виски, поцеловать темные, некогда блестевшие глаза… — Елизавета Михайловна судорожно вздохнула. — И в этот самый миг явилась эта особа, как олицетворение серой, безжалостной действительности, со своим глупым, круглым лицом — отрезвляющее напоминание о том, что жизнь вспять не повернуть.

Общаться нам дольше было невозможно. Эта кукла трещала, как заведенная, при этом стреляла шустрыми глазками то в него, то в меня. Расселась между нами беспардонно и прочно. А Сене было нехорошо, я видела, но он почему-то не сделал попыток избавиться от нахальной соседки. Знать, уже прибрала его к рукам.

— Пока Сережа жил с папой, шансов у нее не было, какие сейчас у них отношения — не знаю, — покачала головой Аня.

Мать побыла у дочери не больше часа и собралась уходить. Она надевала шубу в прихожей перед зеркалом и вглядывалась в собственное отражение:

— Ах, девочка, до чего безжалостно обходится с нами время, старость для женщины унизительна, смотрю и стесняюсь своих морщин. Такая я Сене и вовсе не нужна. Извечный парадокс: время врачует душу, но разрушает тело. — Она повернулась к дочери и спросила с надеждой: — А может быть, у нас с ним еще что-нибудь получится?

И тут зазвонил телефон. Звонил Богданов. Он находился в Москве, приехал специально по просьбе Матвея, чтобы утром отвезти Аню и Сережу в военный городок. Он рассказал в нескольких словах, что примерно в полдень Семен Павлович внезапно почувствовал себя плохо и потерял сознание. Еще до того, как приехала машина скорой помощи, он умер на руках у Матвея. Врачи причиной смерти определили инфаркт.

Глава 13

Кончина Семена Павловича тяжело отразилась на всех Иртеньевых, включая Елизавету Михайловну. Сложнее всего, как и следовало ожидать, дело обстояло с Сережей. Узнав о смерти отца, он словно окаменел; так было до тех пор, пока он не вышел из машины у своего дома в гарнизоне и не увидел Матвея, тут сердце у парня не выдержало, и он разрыдался на груди у брата.

Гроб с телом покойного выставили в Доме офицеров. У гроба выстроился почетный караул. Хоронили полковника Иртеньева, ветерана Афганистана и Чечни в синем мундире офицера ВВС, проститься с ним приехали люди из дальних мест. Все взрослое население военного городка вышло проводить в последний путь Семена Павловича. Сергей влачился за гробом как гонимый ветром осенний лист, до того он казался безжизненным. Матвей и Анна не отходили от него ни на шаг. Возможно, забота о младшем брате помогала им мужественнее переносить собственное горе.

Гроб привезли на кладбище, расположенное за городом; день был белым, туманным, из плотной дымки смутно вырисовывались каменные надгробия и кресты за железными оградами. Процессия остановилась у вырытой могилы. С фотографии на соседнем камне улыбалась Нора.

Прозвучали прощальные речи, застучали комья мерзлой земли по дубовой крышке, грянули залпы, и все было кончено. Провожающие стали расходиться, у свеженасыпанного холмика остались только близкие.

Елизавета Михайловна вдруг рухнула на могильную насыпь и отчаянно заголосила; Сережа при этом содрогнулся всем телом, резко вырвался из рук Матвея и побежал куда-то, не разбирая дороги.

Матвей недовольно нахмурился в сторону Елизаветы Михайловны и пошел за братом.

Аня, тем не менее, дала матери выплакаться. Они еще постояли некоторое время, обнявшись, у могилы, затем медленно побрели назад по заснеженной дороге.