Полшага до мечты

— Анечка, прости меня за тот случай, каюсь день и ночь, я хам, негодяй, — говорил он, покрывая поцелуями обе ее руки, — но и ты войди в мое положение, это был страшный удар для меня, я себя совершенно не контролировал. Любой может сорваться. Клянусь, больше такого никогда не повторится…

— Витя, прекрати…Что ты делаешь?.. Нашел время… — растерялась под его натиском Аня. Она перехватила пристальный взгляд серых глаз с другого конца стола, и от этого ей стало совсем тошно. — Уйди сейчас, прошу тебя, — продолжала она шепотом, высвободилась и невежливо оттолкнула Виктора. — Ты с ума сошел, поговорим в Москве,

— Согласен, если не обманешь. Ты избегаешь меня, не хочешь выслушать, это несправедливо и жестоко с твоей стороны. Так не забудь, ты обещала…

Утром Виктор зашел проститься. Елизавета Михайловна решила ехать вместе с ним и Константином в Москву: муж, Савелий Николаевич, выражал крайнее недовольство ее долгим отсутствием. Анна и Матвей вышли проводить отъезжающих до машины.

— Хороший у вас садик, жаль, что не собственный, — заметил Виктор. — Домишко, однако, неказист, не в обиду будь сказано, но если подремонтировать…Я тоже надумал строить загородный дом. Тянет, знаете ли, на природу…

Он потоптался у машины, то снимая, то надевая шапку, наконец высказался без обиняков:

— Ань, возвращайся ко мне. Мне ведь одному ничего не нужно. Я, может, и денег бы столько не заработал, для тебя же старался. — Он повернулся к Матвею: — Ты на меня не серчай. Не хочу у тебя за спиной хитрить, сроду ни от кого не прятался. Поразмыслил сегодня на досуге: вряд ли у вас что-то сложится, так, баловство одно. Объяснять не буду — сам все отлично понимаешь. Я сегодня в офицерском общежитии ночевал. Видел молодые семьи. Веришь ли, наблюдал с завистью: до чего супруги любят друг друга. Разговорился с молодухой. Она ребеночка вынашивает, светится вся. Муж у нее в 3-й эскадрилье, лейтенант.

— Знаю, Паша Козинцев, они недавно поженились, — с какой-то неохотой уточнил Матвей.

— Хорошие ребята, душевные. Жаль, если долго не выдержат.

— Что поделаешь, жизнь — как взлетно-посадочная полоса, сколько не летай, а приземляться надо, а то, случается, приложишься как следует о бетон, когда совсем не ждешь. Ты особо не ерничай, Витя, сейчас не девяностые годы, армия крепнет, поднимается, с каждым годом лучше становится.

— М-да…Ну, бывай, летчик. Не падай. А ты, Аня, помни о моем предложении. Бракоразводный процесс я притормозил: может, передумаешь еще, кто знает. Ты ведь не торопишься?.. Я так и думал… Нет, если вдруг вы надумаете пожениться, мы все немедленно уладим, можешь не сомневаться… Все, ухожу, ухожу… Прошу вас, Елизавета Михайловна…Давай, Костя, трогай помаленьку.

Елизавета Михайловна уехала без прощальных слов, лишь беглые укоризненные взгляды в сторону Матвея свидетельствовали в защиту зятя.

— Как ты будешь жить один? — спросила Аня, провожая взглядом машину.

Он умел очень внимательно вглядываться в собеседника, точно пытался проникнуть в самые потаенные его мысли. Усмехнулся и, ничего не ответив, пошел к дому.

— Матвей, постой, да погоди ты, нельзя же так! — Аня догнала его и заставила повернуться к себе. — Ты не имеешь права…Ну почему я все должна решать одна?! Почему ты не хочешь уступить? Предположим, я перееду к тебе — чем буду заниматься? Домохозяйкой я быть не могу. Наш брак постепенно выльется в тихую ненависть друг к другу. А я хочу любить тебя вечно! Уедем в Москву, будем жить все вместе — я, ты и мальчики, у нас будет большая квартира, места всем хватит. Разве я прошу тебя бросить авиацию? Нет, но ведь есть идеальный выход. Вот представь на миг, что ты командир огромного авиалайнера. — Аня воодушевилась. — Это не маленький, маневренный самолет, а тяжеленная машина, которая слушается только тебя. Порой я вижу все как наяву, слышу, как ревут двигатели, самолет замирает и дрожит в напряжении на исполнительном старте, затем мощным рывком устремляется вперед. Ты тянешь штурвал на себя, и серебристая громадина плавно начинает набирать высоту. Я всегда с благоговением наблюдаю в аэропорту, как взлетают воздушные лайнеры. В них есть особенное величие, одушевленная красота сильной и гордой птицы. А какая панорама открывается пилотам из кабины — экзотические страны, величайшие горные хребты, слепящие синью океаны …

Анна ходила перед Матвеем, с увлечением размахивая руками. Он следил за ней с улыбкой, как за ребенком, которому надо позволить выговориться.

— Ты-то откуда знаешь, что видно из кабины? — Матвей перехватил Аню и поцеловал.

— Видела по телевизору, остальное подсказало воображение. А землю с высоты и облака вблизи ты сам мне показывал, лебедь мой белокрылый.

— Странно истребителя сравнивать с лебедем. Логичнее было бы назвать коршуном, ястребом, беркутом…

— Чужих — да, но не своих, родных. У нас «Стрижи», «Русские витязи», «Небесные гусары» — названия поэтические.

— А вот и не угадала, есть «Беркуты» — вертолетная группа.