— Хорошо, сдаюсь. Тебе лучше знать. Я скоро уеду, а ты думай над тем, что я сказала. Не говори сразу «нет». — Она приложила пальцы к его губам. — Будь осторожен, береги себя и помни не только о Сереже, но и обо мне.
— Как бы не так, я не мазохист.
— Хочешь вычеркнуть меня из памяти?
— И не утопист…
— Могу дать тебе исчерпывающую характеристику: ты упертый вояка и крылатый сорвиголова — так устраивает?
— Тоже вполне поэтично. Как это у вас, женщин, все складно выходит?
— В вас, военных летчиках, есть необычное сочетание поэзии и жесткости. Достаточно было послушать вчера Нагатина. Мне трудно понять психологию военного. — Она заколебалась, бросая на него несмелые взгляды. — А что, если тебе придется нажать на гашетку не в учебных условиях, а в реальных?
Он медлил с ответом, очевидно подыскивая слова, чтобы ответить помягче.
— Анечка, не буду долго и высокопарно распространяться, пойми одно: юноша, поступающий в военное училище, отлично представляет, на что идет, и поступает он с полным сознанием того, что будет
— Матвей, — окликнул Сережа.
Он только поднялся с постели, побродил по дому и, не обнаружив ни одной живой души, догадался выглянуть на улицу. Юноша был бледен, под глазами темные круги. Накануне пришел поздно, ни с кем не разговаривал, но Аня, ложась спать, слышала, как он плакал в подушку.
— Иду, иду, зайди в дом, простудишься, — заторопился Матвей.
Аня пошла за ним, но безотчетно оглянулась, как нередко случается со многими — чей-то взгляд или присутствие вдруг заставляет обернуться. Она увидела Татьяну, которая деловито вышагивала по направлению к дому. Аня остановилась, затем повернула Татьяне навстречу, вышла за калитку и встала у незваной гостьи на пути.
— Что-то я в толк не возьму, по какому поводу ты к нам зачастила, — холодно произнесла Аня. — Вчера долгонько засиделась. Ты излишнее рвение не проявляй, как-нибудь без тебя обойдемся.
Татьяна стояла перед ней, приоткрыв рот, сдерживая дыхание после быстрой ходьбы; белый пар слетал с ее полных губ, высокая грудь бурно вздымалась под распахнутой шубкой.
— Ты, может, и обойдешься, — возразила она, дерзко сверкнув глазами, — а Матвею моя забота необходима. Он меня не отвергает, а ты чего не в свое дело суешься?
У Ани вдруг непроизвольно подогнулись колени, и она схватилась рукой за ограду:
— Ты…ты что болтаешь…как это не отвергает? Что ты несешь, подлая?…
— Крепче держись, не упади, — яростно надвинулась на нее Татьяна. — Что, поплохело тебе? Ты хвостом вильнешь и уедешь, развлекаловку себе здесь устроила, мало тебе в Москве фирмачей да олигархов, мать их!..Везде успеваешь, там добра хапнуть, здесь настоящего мужика спробовать, чем не жизнь? Любая позавидует. А поухаживать за этим мужиком слабо? Он ходить не мог, а ты его преспокойно бросила. Как же, мы ведь такие занятые, да такие утонченные, возвышенные, прямо унесенные до ветру!.. Дура ты стоеросовая! Мужик — он и есть мужик, ему женская ласка нужна, а уж я умею приголубить со всей душой, не в пример тебе, столичная финтифлюшка!
— Замолчи, — прошептала Аня, — ты все врешь… Ты это нарочно…
Татьяна ядовито расхохоталась:
— Спроси у него…Да вот он идет. Сейчас посмотрим, сможет он солгать мне в глаза.
— Что здесь происходит? — с тревогой спросил Матвей. — Услышал, что кричат на улице… Таня, иди домой, немедленно, забыла, где находишься?!
— За нее заступаешься?! Да ей на тебя плевать!.. Матвеюшка, сахарный мой, — вдруг сменила она гневный тон на просительный и обвила его шею руками, — скажи ей пусть больше не приезжает. Разве нам плохо вдвоем? Я к тебе жить приду, только позови, я тебя любить, беречь буду, а ей ты не нужен, неужто сам не видишь?
Анна смогла только перевести застывшие зрачки на Матвея, горло у нее перехватило — звука не выдавить. Она увидела, как затвердело его лицо, суровые морщинки обозначились между бровями и сжались губы. Он разомкнул Татьянины руки и отстранил ее от себя, а дальше Аня не стала смотреть, повернулась к ним спиной и пошла к крыльцу — споткнулась два раза о ступеньки.
— Что там за свара? — надтреснутым голосом окликнул Сережа из кухни и, не получив ответа, вышел в коридор.
Анна механически подняла на него одичалые глаза и нетвердыми шагами прошла мимо в отведенную ей комнату.
— Аня, а ну стой… что еще стряслось? Аня, Ань! Посмотри-ка на меня! Тебя что ли Танька обидела? Да?!.. Ну точно!.. — Он шумно задышал носом и сжал кулаки. — Ах ты, дрянь! Сейчас я ей, шпендре паршивой, ручонки пообломаю. — Он выскочил в одной рубашке и тапочках на мороз и побежал к калитке. — А ну пошла отсюда вон! — закричал он с неоправданным исступлением. — Вон, я сказал! Дрянь! Дрянь!.. У нас несчастье, а тебе все неймется?! На хрена ты приперлась? Зуд у тебя, тварь поганая?!Убью-ю-ю!.. — Дальше совсем неразборчиво: по-видимому, с юношей случилась настоящая истерика.