Польская командировка

— У вас в Новом Завете записана одна очень простая истина. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом…

На мой вопрос она не ответила, но я понял, что настаивать не стоит. Из дальнейшего разговора я понял что, расставаясь, год назад муж оставил ей всё. Дом во Вроцлаве, охотничий домик где-то в пригороде, машину. Забрал только частичку её сердца. Не трудно было догадаться, что она до сих пор его любила. Я постарался перевести разговор в другое русло.

— Знаешь, а я однажды тоже читал Новый Завет. Но мне, почему-то, больше понравилась совершенно другая мудрость. Кажется, она звучит так: "Если я, господь и учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу". А что по этому поводу записано у католиков?

— Да почти то же самое.

Я искренне удивился.

— Ты не веришь в бога?!

Ануся удивилась не меньше моего.

— Почему не верю? Верю.

— Так почему же я вот уже как два дня принимаю душ в гордом одиночестве? Если во всех религиях и церковных книгах черным по белому записано, что нужно "умывать ноги друг другу".

Ануся улыбнулась.

— У пана Серёжи только одно на уме.

Спорить было совершенно бессмысленно. Я согласился. У меня на уме действительно было только одно. Точнее только одна. Она. Ануся.

Конечно же, соблюдение церковных обрядов не всегда находится в сфере моих интересов. Но некоторые из них я готов исполнять. Раз надо, значит надо. И ходить в душ вдвоем, как предписано всем, раскаявшимся, грешникам.

Вид при этом у меня был очень далекий от вида раскаявшегося грешника. И глаза хитрые, хитрые. Но Ануся не поддалась на мою провокацию.

— Чай, кофе? — Она тоже умела переводить разговор на другие темы.

— Чай, — ответил я.

Вид у меня при этом был такой забавный, что Ануся не смогла сдержать улыбки. Она ушла на кухню, а я взял с журнального столика шариковую ручку и лист бумаги. От нечего делать начал выводить какие-то слова. Они начали складываться в строчки. И вскоре на листе бумаги появилось слово "Взаимность" и несколько строчек под ним.

Они мечтают, что будут жить вечно.

Они считают себя богами.

Они живут легко и беспечно.

И умываются слезами.

Они готовы сгорать, как звезды.

Они придумали жизнь и грезы.

Они предают, продают и страдают.

Они влюбляются и умирают.

В них столько света, тепла и счастья.

Разлук и горя, любви и страсти.

Им лишь взаимности так не хватает.

Смешные люди, как мало им надо!

Сегодня я укладывал Анусю в постель. Возможно, накопилась усталость за неделю или мы просто слишком засиделись, но уже за чаем Ануся выглядела очень сонной. На часах было три часа ночи. И глазки у Ануси уже слипались. Я проводил её в спальню. В её спальню. Помог разобрать постель. Раздел её и уложил спать. Пожелал ей спокойной ночи и самых сладких снов. Она задержала мою руку. И попросила меня немного задержаться. Пока она не уснет.

Я присел рядом. Поцеловал её в щеку и в её сонные глазки. Я сидел рядом и гладил её волосы, пока она не уснула. Уснула она быстро. Я поцеловал её волосы и тихо ушел к себе. Забавно, но мне показалось, что она была благодарна за то, что я не остался.

А утро было снова волшебным. Мы вместе позавтракали. Пошутили над нашей тихой семейной жизнью. Что для получения удовольствия нам уже вполне хватает одних лишь разговоров и улыбок. И больше нам ничего уже не нужно. Кажется, это называется старостью? Наша старость была приятной.

Ануся протянула мне небольшой листочек бумаги.

— Ото муй адрэс. Ой, извини. Это мой адрес. Здесь написано: "Мешкам пши улицы Зегадловича седэмнасьце". Я живу на улице Зегадловича дом семнадцать. После службы покажешь этот листочек любому таксисту. Он привезет тебя сюда. Это ключи от входной двери. Если придешь раньше меня, не скучай. Я постараюсь вернуться пораньше.

Я взял листочек. На нем должен был быть записан адрес и время нашей новой встречи. А не "Зегадловича, 17", разумеется. Вместо этого там было написано четыре слова: "Я тебя очень люблю". Я убрал записку в карман и встал из-за стола. Нужно было привыкать к тому, что для встреч с Анусей мне не нужны никакие зашифрованные записки. Мы могли быть вместе и встречаться в любое время. И это не вызвало бы ни у кого никаких подозрений.

Пора было одеваться. И прощаться. Это было нашей первой разлукой за последние два дня. И это было очень грустно. Я взял ключи и прошептал ей на ушко.

— Я умру без тебя. Возвращайся скорее.

Ануся позвонила по телефону, заказала такси. Она тоже выглядела немного расстроенной. Расставаться ей не хотелось. У нас было такое чувство, что стоит нам расстаться хотя бы на минуту, и мы никогда больше не увидим друг друга. Это было странное ощущение. Мы выглядели притихшими. И даже испуганными.