Польская линия

Я почему-то не слишком удивился, обнаружив, что грузовик привез нас на самую окраину Смоленска. А самое смешное, что неподалеку располагалось кладбище. Ну, один в один с моей «исторической родиной», тем местом, где я принял боевое крещение, вылавливая «залетных» петроградских террористов, покушавшихся на мост через реку Ягорбу[1].

Ну, любят отчего-то нынешние шпионы такие места. С другой стороны, а чему удивляться? В провинциальных городах ни по крышам не попрыгаешь, ни по подвалам не уйдешь. Выберешь конспиративную квартиру где-нибудь в центре, очень легко перекрыть все выходы, а провинциальные городки и состоят лишь из центра, да из окраин. Стало быть, лучше искать надежное место, имеющее пути отхода, а как же окраине города, да без кладбища?

Любопытно, от кого явился посланник? Может, от анонимной атаманши (то, что это госпожа Дитгоф, любовница Савинкова, пока не установлено), или, от самого Булак-Булаховича. Стало быть, здесь могли торчать уши либо Савинкова, либо пана Пилсудского, а по нынешним реалиям, это синонимы. Впрочем, могла нарисоваться и «третья сила». Предположим, резидент от барона Врангеля, желающий «прощупать» ситуацию в Смоленске, эмиссар из Латвии, или порученец батьки Махно. Ладно, вначале мы его отловим, а потом станем задавать вопросы.

Грузовики, радостно забурчав моторами, сбавлявшими обороты — мол, доехали-таки, не развалились! — остановились, а нас уже принял в свои объятия товарищ Смирнов, самолично явившийся на рядовую, в общем-то, операцию.

— А чего это, большой начальник сам явился? — поинтересовался я, пожимая руку Игорю Васильевичу. — У тебя что, заместителей нет?

— Так ведь и ты, Владимир Иванович, начальник немаленький, а чего-то пошел, — ответствовал товарищ Смирнов. Потом, понижая голос, объяснил: — У меня здесь человечек, которого только я в лицо знаю. Вот, опасаюсь…

Я лишь кивнул. Если «человечек», которого знает в лицо только начальник чека, тогда все правильно. Агентуру надо беречь. Да и не только агентуру, а вообще своих беречь надобно. Но что-то темнит товарищ Смирнов. Ох, темнит. У него есть своя агентура в антисоветском подполье Смоленска, и он лишь сейчас озаботился его арестом? А чего ждал? Неужели, того момента, чтобы в подполье явился связник? Хм…

Тем временем, мои ребята уже успели соскочить с грузовиков и строились в две шеренги. Махнув Ануфриеву — мол, докладывать не нужно, слегка опешил. Кроме красноармейцев в строю стояли бывший штабс-капитан Исаков и… Татьяна Михайловна. Спрашивается, кто разрешал? Ну, Петрович-то ладно, заскучал без дела, а эта дура куда лезет? Вон, еще и санитарную сумку на себя нацепила. Хотя, вдруг да понадобится кому медицинская помощь.

— Этих двоих оставьте в резерве, — кивнул я на Исакова и «валькирию», показывая подчиненным кулак и, давая понять, что «самодеятельность» будет наказана.

— Лады, — усмехнулся Смирнов, кивая одному из своих помощников, или замов, который тотчас же пошел разводить моих красноармейцев на их посты.

Я постарался рассмотреть объект, где собрались шпионы. Одноэтажный дом, чистенький, оштукатуренный, с палисадом, заросшим одичавшими цветами, но без огорода. Возможно, что некогда он принадлежал священнику, или кому-то из церковного причта. Вон, на кладбище, на возвышенности, и церковь виднеется.

— Этот холм Лысой горой величают, — сообщил Смирнов, успевавший посматривать за действиями подчиненных, и за мной. — И на кладбище хоронили самоубийц да утопленников, да еще детей некрещеных.

— Ведьмы на шабаш не прилетали? — поинтересовался я.

— Когда-то и ведьмы прилетали, и колдуны приходили, — совершенно серьезно ответил Игорь Васильевич. — Говорят, даже козел черный обитал, в которого дьявол вселялся. Потом на горе храм поставили, во имя Тихвинской иконы, нечисть угомонилась, но память плохая осталась.

— Ну, значит, не вся нечисть угомонилась, — усмехнулся я, кивая на домик. — Здесь не священник живет, часом? Или уже нет?

Кажется, и стекла в окнах не выбиты, и дверь не выломана, но чувство, что дом заброшенный.

— Батюшка раньше жил, лет десять назад, потом в город переехал, подальше, а в доме учитель поселился, с семьей. Учитель на германской погиб, а жена у него, полька была. Детей забрала, и к родственникам уехала, в Польшу.

Ишь, какой я молодец, угадал. В заброшенных домах, рядом с кладбищами, нечисть заводится. И в опустевших церквях, если верить Гоголю, тоже. Хорошо, что граждане шпионы не в храме устроились, оттуда их сложнее выковырять.

— Игорь Васильевич, сколько там народу засело? — поинтересовался я. — Человек десять, не меньше?

— Наблюдение доложило, что в доме человек пятнадцать, не меньше.

Я огляделся по сторонам. Убедившись, что нас никто не слышит, спросил:

— И сколько твоих людей? Половина?

Смирнов слегка смутился, покашлял, давая понять, что это не тот вопрос, который стоило обсуждать.

— Неужели больше? Десять? — упорствовал я, не желая, чтобы нас использовали втемную.