Польская партия

– Вот именно – как-то! Вы давно с простыми рабочими общались? Знаете, что они говорят? Не знаете. Да и в лицо они вам это не скажут. А я вот осведомлен – болтают, будто при царе им жилось лучше. Хорошо болтают?

– Недовольные будут всегда, – пожал плечами Бухарин.

– Вы еще их контрой назовите, – фыркнул Фрунзе.

– А разве не контра? – удивился Николай Иванович.

– Мы зачем революцию делали? – после долгой паузы спросил нарком.

– Как зачем? – несколько растерялся Бухарин, ибо вопрос был каверзным и очень скользким.

– Чтобы улучшить жизнь простых людей. Так?

– Так. – медленно тот кивнул, соглашаясь, ибо отрицать это было глупо.

– Чтобы дать людям равенство возможностей. Верно?

– Верно.

– Чтобы обеспечить равенство людей перед законом. Согласны?

– Конечно. Но к чему вы спрашиваете?

– А что мы делаем?

– А как же коммунизм? – осторожно поинтересовался Рыков, вклиниваясь.

– Идеология – это просто способ достигнуть указанных стратегических целей. Тактика. Инструмент. Один из многих. Красивая обертка для здравого смысла. Вон – Владимир Ильич иной раз шел на весьма кардинальные компромиссы, совершенно неприемлемые с точки зрения идеологии. И вряд ли кто-то из вас может его в этом упрекнуть. Сомневаетесь? А зря. Мы с вами товарищи живое доказательства тому, что Маркс немало промахнулся в своих выводах. Практика – главный критерий истины. Россия была последней страной по Марксу, в которой революция была возможна. Но…

Тишина.

Фрунзе встал из-за стола и прошелся по кабинету. Подошел к окну. Осторожно, чтобы не подставляться под возможный выстрел, выглянул на улицу. Темно. Снег. Крохотные, жалкие, больные желтые фонарики совершенно блоковского толка, мимо которых ковыляли прохожие по не очищенным улицам.

– Вы если не согласны со мной – скажите прямо. – наконец произнес он.

– А что сказать? – тихо ответил Бухарин, скосившись на Дзержинского. – Мы действительно делали революцию, чтобы простым людям жилось легче. Но, мне кажется, вы несколько радикально судите. Маркс, конечно, совершил несколько ошибок. Но…

– А вы уверены в том, что он прав в остальном? Можете за это поручиться?

– Я… – он как-то замялся, – я не знаю.

– Я вот тоже. Вот он пишет о смене формаций. Вон – рабовладельческое общество сменилось феодализмом, а потом капитализмом. Красиво? Логично? Одна беда – совершенно не ясно, как при этом рабовладельческое хозяйство могло органично существовать в капитализме. Причем массово и эффективно. Формация ведь сменилась. Причем давно. И таких ошибок у него масса. Из чего можно сделать простой вывод. Языком молоть не кирпичи ворочать. Он был теоретиком. И каждая его ошибка – просто помарка на листе. А мы – практики. И каждая наша ошибка – это трагедия людей. А то и жизнь. Причем не одного человека, а сотен тысяч, возможно миллионов или даже десятков миллионов. Поэтому на нас лежит несравненно большая ответственность. И мы не можем себе позволить слепо следовать указаниям бездельника и фантазера. Пусть даже и, казалось бы, здравым.

Тишина.

Никто возражать не стал.

Дзержинский же очень внимательно взглянул на каждого. Стараясь прочитать эмоции. И это выглядело страшновато.

– Кстати, Иван Павлович, – обратился он к Машкову. – При разработке плана реконструкции Москвы не забудьте продумать каскад электростанций, теплостанций и комплексов по переработке мусора, хотя бы его сжигания. На вырост.

– Разумеется.

– И в домах электропроводку тоже нужно закладывать на вырост. Пока там почти что и нет никаких электроприборов. Только освещение по сути. Но что будет если в каждую квартиру поставить холодильник? А если еще чего? Закладывайте запас хотя бы в два, а лучше три киловатта на квартиру. Потому что если мы сейчас на этом сэкономим, то потом получим массу пожаров из-за перегруженной проводки.

– Конечно, – буркнул Машков, делая пометки у себя в блокноте.

Холодильников в СССР правда пока не было. В массовом производстве. Но лицензию на производство бытового холодильника у Кристиана Стинструпа уже удалось купить. И сейчас во Владимире строилось первое небольшое предприятие. Пока одно. Чтобы обкатать конструкцию и создать «творческий коллектив», дабы потом довести модель до ума. Но планы на эти самые холодильники у Фрунзе были большие. Прямо-таки наполеоновские. Он собирался их производить очень много, в том числе и на экспорт. В тот же Иран, торговля с которым продолжала нарастать. Да и для жителей крупных городов Союза он планировал поставлять холодильники в рассрочку, ибо это должно было кардинально повысить уровень их жизни.

Машков об этом уже слышал.

И прекрасно понял, куда и к чему клонит Фрунзе. Как, впрочем, и остальные. Хотя, конечно, слова про Маркса многих обескуражили. И им было, о чем подумать…

Глава 2

1928 год, январь, 19. Москва

– Вы же понимаете, что это в ваших интересах? – доверительно спросил Фрунзе у собеседника.

Американский дипломат подозрительно скосился на него, поджал губы, но ничего не ответил. Впрочем, и прекращать этот кулуарный разговор не спешил.