Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Обученные военные кадры Мерославский рассчитывал подготовить также и за границей. Указывая на то, что в Европу из Польши прибывают «беспорядочные необученные толпы», он вновь выдвигал лозунг формирования польского легиона, который, «будучи в одно и то же время школой, кадром и резервом», является «единственной гарантией успеха». Воззвания генерала о легионах от 23 февраля и 10 мая 1861 г. распространялись в Королевстве Польском и «забранных провинциях». Царским чиновникам казалось, что вся Польша наводнена агентами Мерославского, и они были весьма обеспокоены его планами. Так, 2 (14) января 1861 г. А. М. Горчаков писал В. А. Долгорукову, начальнику III Отделения Собственной его императорского величества канцелярии, ведавшего борьбой с революционным движением: «То, что нас сейчас главным образом занимает, это ход дел в Галиции, только что происшедшее создание Мерославским “комитетов действия”, то есть повстанческих комитетов, и формирование польского легиона».

Воззвания генерала, действительно, восторженно принимались молодежью, в Варшаве создавались «клубы» его сторонников. А осенью 1861 г. во время муниципальных выборов варшавяне вписывали в избирательные бюллетени имя Мерославского рядом с именами Гарибальди и Клапки. Для сбора средств на формирование легиона была организована тайная лотерея. Сбором средств и распространением воззваний Мерославского занимался К. Маевский, которого генерал и его помощник Я. Кужина именовали «единственной осью Польши и полномочным представителем забранных земель», хотя на самом деле он тяготел к партии «белых»²⁵¹.

Последние также снабжали Мерославского деньгами, так как желали «приручить» его и «удержать от опасных шагов». Посланцы Земледельческого общества Л. Гурский, А. Потоцкий, А. Браницкий и Рыщевский в феврале – марте 1861 г. встречались с генералом в Париже и просили его направить в Королевство Польское призывы к спокойствию. Мерославский воспринял это обращение как выражение страха перед социальной революцией, но он также не хотел «шелизма», а, кроме того, был заинтересован в материальной поддержке со стороны богатой шляхты. Поэтому он заверил представителей «белых» в своей благонадежности, сославшись на связь с принцем Наполеоном. Хотя генерал не послал в Польшу «успокоительное» воззвание, но, выступая в Париже перед молодежью с речью, он убеждал молодых патриотов «ждать спокойно» и «быть терпеливыми». Он ожидал, что после манифестаций «начнется торг с правительством насчет уступок», и утверждал, что «на пути переговоров самый глупый шляхтич добьется больше, чем самый умный революционер». Молодежь, настаивал Мерославский, не должна пока заниматься «агитацией или конспирацией», так как «ныне все должно совершаться явным и на какое-то время мирным путем»²⁵².

Подобные выступления генерала должны были успокоить помещиков. В распространявшемся на Украине осенью 1861 г. воззвании подчеркивалось, что «эмиграция не трогает никаких общественных вопросов и ничем не угрожает в этом предмете», она только хочет «с оружием в руках» «сесть на плечи неприятеля […] и возвратиться в родные усадьбы». Эти слова были призваны подтвердить исключительное стремление Мерославского к национальному освобождению Польши – стремление, заслуживающее поддержки и помощи шляхты. На основе сотрудничества он хотел выстроить свои отношения с созданной на базе распущенного Земледельческого общества Сельской организацией «белых». Маевский представил ее как развивающуюся на одной платформе с Городской организацией, то есть с «красными» сторонниками восстания, и предложил их объединить. Мерославский, получивший обещание постоянной финансовой поддержки, в августе 1861 г. согласился на это предложение и через направленного в Варшаву Марчевского передал своим сторонникам приказ во всем подчиняться Маевскому. В воззвании 1 октября 1861 г. он с одобрением отозвался о «сельской шляхте», которая «главным образом составляет связь между разумом и телом нации, ибо она по традиции и обычаю опекает братски крестьянские громады; ей ближе всего склониться к ним и взять их на свои рыцарские плечи». Одновременно он одобрял деятельность в крестьянской среде патриотов из низшего духовенства и чиновничества: «их опытности, их патриотической бдительности, их мужественной умеренности молодежь обязана тем, что в этом рискованном хождении в народ среди сельских громад она ни на мгновение не окунулась в пропасть геростратизма, в которую ее вместе с обезумевшей толпой пытались увлечь русские провокаторы»²⁵³.