Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Тема России и российско-польских отношений постоянно присутствовала в эти годы на страницах польской эмигрантской печати. Специальное внимание уделялось фактам, свидетельствовавшим о наличии в российском обществе революционных элементов. Так, в конце мая 1843 г. сообщали о репрессиях царского правительства в связи с раскрытием люблинской и варшавской частей тайной организации Содружество Люда Польского. Около 200 человек, в том числе и русские военные, связанные с польскими конспираторами, были заключены в Варшавской цитадели, и эмигрантские органы печати много писали об издевательствах над ними, выражая сочувствие. Против политики царизма были направлены протестные акции. Так, когда в июне 1844 г. Николай I прибыл в Англию, он выразил неудовольствие ряду английских политиков по поводу приема Чарторыского в Лондоне. В свою очередь, польские демократы организовали митинги протеста против пребывания царя в Лондоне. А еще раньше, в 1843 г., получила общественный резонанс статья Мадзини в итальянской газете «L’Apostolato popolare» («Народное апостольство»), связывавшая политику царизма с деятельностью польской аристократической эмиграции. Мадзини проводил сравнение между политикой России в Королевстве Польском и политикой Австрии в Италии: Россия пугает Габсбургов тем, что может поддержать претензии на итальянский престол князя Лейхтенберга, зятя царя, австрийским же пугалом для России является возможная поддержка Веной князя Адама Чарторыского как польского короля «де-факто». Реакцией Отеля Ламбер на эту статью стала анонимная статья в газете «Trzeci Maj», обвинявшая Мадзини в желании использовать польскую молодежь, организовав военную экспедицию в Италию, чтобы поддержать там попытку провозглашения Лейхтенберга итальянским королем. Это обвинение подхватили противники Лелевеля и других лидеров Объединения польской эмиграции: Островский в своей газете писал, что Лелевель и Зверковский вкупе с Мадзини готовы были попасться на удочку российской провокации. В ответ на это Мадзини направил протест, и его опубликовал «Orzeł biały» 24 сентября 1844 г. Со своей стороны, Польский национальный комитет протестовал против действий французской полиции, которая вскрывала письма Мадзини, а также корреспонденцию Ворцелля, Штольцмана и др.¹⁰⁷

После неудачи революционных выступлений поляков в 1830-е годы армия польских эмигрантов значительно выросла: в 1837 г. она насчитывала 7 тысяч человек, в 1839 г. составляла уже 8 тысяч (в том числе 5700 чел. во Франции, около 700 в Англии, более 100 в Бельгии, около 150 в Испании, 100 в Алжире, 400–500 в США), а к 1845 г. увеличилась до 8,5 тысяч. Поэтому Мадзини, который, действительно, готовил в 1844–1845 гг. революционное выступление в Италии, рассчитывал, что поляки одновременно выступят, прежде всего, в Галиции, против Австрии. Поскольку в австрийской армии было немало славян, он считал необходимым вести среди них, так же как и в Галиции, агитацию. Мадзини получал информацию от Польского национального комитета и, возможно, согласовывал с ним революционные планы, так как в это время Комитет выслал в Галицию эмиссаров – А. Залеского и Е. Пенёнжека. И хотя тайная организация в Галиции, Кракове и Познани была связана с Польским демократическим обществом, тем не менее, у Объединения польской эмиграции было известное влияние на конспирацию в Королевстве Польском¹⁰⁸.

В середине 1843 г. гмины Объединения дали, наконец, согласие на работу трехчленного Комитета, и 11 июля он конституировался в Брюсселе. Поскольку Одынецкий не слишком охотно контактировал с Лелевелем и Зверковским, последние в сущности осуществляли власть вдвоем при помощи секретаря Виктора Тышки, и это на первых порах вызывало недовольство эмигрантов. 31 июля без санкции Одынецкого вышло воззвание Польского национального комитета, где эмиграцию призывали к согласию и сплоченной работе на базе принципов, выдвинутых в Акте Объединения 27 ноября 1838 г.: провозглашалась цель «политического и морального преображения польского общества» путем признания самостоятельности крестьян, передачи земельных наделов им в собственность без всяких условий, гарантировалась свобода вероисповедания и осуществление свободного всеобщего национального обучения и воспитания. В конце звучал оптимистический лозунг: «Будущее возрождение и победа на поле боя!»¹⁰⁹.