Польская супруга Наполеона

– Судьбу Польши в его силах решить, и не задействуя сердце. Ведь он не обязательно должен любить поляков, чтобы сделать их свободными. Для него это, как перевесить картину с одной стенки на другую – для этого достаточно просто соображений целесообразности…

* * *

Как послушная ученица, Мария каждый вечер прилежно повторяла уроки мадам де Вобан, но Наполеон после любовных утех предпочитал серьезным разговорам салонные сплетни. Это – правда: он обожал сплетни и неизвестные ему светские анекдоты. Ничья личная жизнь не уходила от его внимания. Мария исполняла его желания, говоря сама себе, что никто на свете не поверит, что величайший человек столетия, чья голова отягощена делами всего мира, забавляется такими пустяками. Как-то раз она заговорила с ним об этом, и это неожиданно дало толчок очень серьезному разговору. Наполеон сказал ей:

– Ты говоришь, что меня интересуют сплетни? Но наблюдательный человек не должен гнушаться ничем. Изучение человека – вот что меня больше всего интересует. Понимаешь, нравы влияют на судьбы народов. Например, отыскивая причины разлада, который подтачивает твою страну и рушит ее устои, я распахнул двери ваших дворцов и ваших салонов, поднял завесы ваших будуаров и альковов и именно там увидел источники зла. Поляки слишком вознеслись. Они сделали малыми тех, кто их окружает и кто, возможно, действовал бы лучше их. Пиры, вино в изобилии, деньги… Дух семейственности и личной наживы заглушил в видных людях гражданские добродетели, которыми отличались и гордились их предки. Народы, единственное стремление которых ничего не делать, только есть и пить, не имеют воображения. Стоит лишь раз впасть в бездействие, как это уже конец. Приходится одурманивать себя, лишь бы не терзаться необходимостью работать…

– Сир, – возразила ему Мария, – несчастье изменило моих соотечественников, и они осознали грехи отцов. Они готовы на все жертвы и лишения.

В ответ Наполеон потрепал ее по щеке и торжественно произнес:

– Моя славная Мария, ты достойна быть спартанкой и иметь родину.

В другой вечер, вернувшись с одного пышного банкета, Наполеон почувствовал себя не совсем хорошо и потребовал чаю. Мария подала его ему.

– Я слишком много там ел, – сказал император, – вопреки своему обыкновению. Это выводит меня из равновесия. Должен признать, Мария, что поляки великолепно разбираются в том, как принимать властителей. Я вижу, что все сведения и новшества в формах светских развлечений, удовлетворении жизненных потребностей и украшении дворцов осуществляются здесь со вкусом и изобилием. Но, дорогая моя Мария, не сердись, не делай сердитого лица, если я скажу, что, любуясь вашими городами, роскошными домами и храмами, я был неприятно поражен нуждой масс и общим видом тонущих в грязи деревень. Когда мои солдаты просят хлеба, им говорят «нема». Когда просят воды, им отвечают «товар, товар», как будто воду имеют исключительно для продажи. Пойми, только общим усилием всего народа, который населяет этот несчастный край, можно добиться осуществления надежды на успех.

– Боже милостивый, сир, что вы говорите!

Мария смертельно побледнела и упала на ковер.

– Мария, ты не дала мне договорить! – закричал Наполеон. – Ты не поняла. Приди в себя, Мария, моя сладостная Мария!

Он схватил одеколон и стал растирать ей лоб и побелевшие виски.

– Сир, – прошептала графиня, – перемените это ужасное мнение, это роковое предсказание. Это смертный приговор для меня и для моей отчизны, ибо без вас, без вашей помощи она не может существовать.

И она судорожно протянула к нему руки.

– Ах, эти женщины, эти женщины! – засмеялся Наполеон. – Ничего не понимают. Совсем не имеют терпения, плохо понимают и беспричинно падают на пол. Если бы ты дала мне договорить, это хорошенькое личико не побледнело бы. Я очень люблю это личико, и мне больно, когда я вижу на нем страдание.

Он нежно поцеловал ее в губы и продолжил:

– Ты хорошо знаешь, что я люблю твой народ. Мои стремления, мои политические воззрения – все склоняет меня к тому, чтобы желать его полного возрождения. Я хочу помочь его усилиям, поддержать его права. Я наверняка сделаю все, что в моих силах, если это не нарушит моих обязательств перед Францией. Но я считаю, что нас разделяет слишком большая разница. То, что я могу сделать сейчас, завтра может рухнуть. Но прежде всего у меня имеются обязательства перед Францией. Я не могу позволить проливать французскую кровь ради дела, чуждого интересам Франции. Я не могу вооружать мой народ, чтобы он бежал к вам на помощь каждый раз, когда это нужно…

– Но, сир… – попыталась возразить графиня.