Польские народные легенды и сказки

— Половину возьму я, остальное — тебе.

Но пастух не согласился с этим. Немного дал пану, а остальное — себе. Купил земли, хату и стал богачом. Завел двух лошадей, женился и ездил с женой на ночь в поле стеречь урожай. Как-то раз в дороге заржал жеребец, на котором ехал пастух, а потом кобыла, на которой сидела его жена. Жеребец смеется, а кобыла и говорит:

— Да, что тебе не смеяться: несешь одного, а я — троих.

Кобыла-то была жеребая, а жена — на сносях.

Мужик понял, что говорила кобыла, и рассмеялся. Жена его спрашивает:

— Чего ты там заливаешься, расскажи.

— Да просто так, — отвечает мужик.

Приехали домой, жена опять своего добивается. А мужик отвечает, что скорее умрет, чем скажет. Она же все липнет, как смола. Тогда мужик велел сделать гроб, принес его во двор, собаки увидели и принялись выть. Пришел мужик, собирается рассказать жене, чему он в дороге смеялся, да тут слышит — петух подсмеивается, вокруг кур похаживает, а пес на него тявкнул:

— Не видишь, что наш хозяин помирать собрался, а ты веселишься.

Петух на это в ответ:

— У меня двенадцать кур, я и то справляюсь, а ему с одной бабой не справиться.

Как услышал это мужик, встал с постели и давай жену бить…

Гроб сжег и после этого жил еще долго.

64. Справедливый карлик и волк-отшельник

Жил когда-то в одной деревне бондарь, человек работящий, но отчаянный скряга — у такого, хоть плачь кровавыми слезами, ничего не выпросишь. Денег он накопил полный сундук, а все еще с утра до вечера строгал доски и сбивал из них бадьи, кадки, ушаты.

Неказист был этот бондарь с виду. Оттого, что он постоянно гнулся над работой, вырос у него на спине горб. Глаза косили в разные стороны, под носом всегда блестела капля. Одежда висела на нем, как тряпье на огородном пугале, — между тем он мог бы купить себе не один, а дюжины две кафтанов. Да что поделаешь, коли он не стыдился оборванцем ходить, лишь бы не тратить ни гроша из тех денег, что лежали у него в кованом сундуке! И часто по ночам, когда добрые люди после дневных трудов спали как убитые, скупой бондарь завешивал свое окно одеялом и, сидя на краю заветного сундука, считал, считал, пересчитывал…

Однажды чуть свет отправился он в лес за ивовыми прутьями, из которых делал ободья на бочки. Забрался в самую гущу ивняка, что рос над ручьем, и стал резать гибкие прутья. Сил не жалея, нарезал изрядную охапку и собрался было идти домой, как вдруг слышит: неподалеку трубит кто-то в рог, словно сигнал подает или играет зорю. Эхо разносилось по лесу, ударялось о стволы деревьев, рассыпалось на тысячи отголосков, будто взывая ко всему миру, и замирало где-то далеко в дебрях лесных.

Наконец наступила тишина.

Но через минуту лес загудел от топота — казалось, по усыпанным хвойными иглами тропам несется во всю прыть какое-то огромное стадо. И видит бондарь, что прямо на него валом валит большущая волчья стая. Куда ни глянь — отовсюду мчатся, запыхавшись и толкаясь, крупные волки. Их высунутые языки болтаются, как тряпки, оскаленные сверкающие клыки длиннее, пожалуй, чем зубья бороны. Перепугался тут бондарь насмерть. А бежать некуда. Не долго думая, полез он на ближайший дуб. Укрылся в ветвях, судорожно уцепился за сук потолще и ждет, что будет.

Набежали со всех сторон волки, уселись на широкой солнечной поляне. Дышат тяжело — бока у них так и ходят, а глаза светятся, как полный месяц. Последним, хромая на заднюю лапу, приплелся седой волк-одиночка. Тогда из чащи вышел бородатый карлик: в одной руке — посох, в другой — рог охотничий. Подошел к волчьей стае, как пастух к своим овцам, пересчитал, все ли здесь, и говорит:

— Созвал я вас, как созываю каждый день, чтобы отдать приказ, кому из вас что сегодня делать. Ты, Лохматый, побежишь в ту сторону, где заходит солнце, и растерзаешь кабана, который со вчерашнего вечера разоряет крестьянское картофельное поле. Ты, Косой, придуши бедняжку косулю, которая лежит под папоротниками в буковом лесу: когда она ела клевер, ее ужалила змея. Я не жалостлив, но зачем же косуле напрасно мучиться?.. Тебе, Юнец, надо бежать в Лаврентьеву рощу, там среди ежевики лежит подстреленный заяц. Жирный он, отъелся на молодом овсе, так что будет у тебя вкусный обед. Тебе, Хитрец, я дам задачу потруднее. Подкрадись-ка ты к конюшне лесника и загрызи его собаку, он натравил ее на меня, когда я бродил по лесу.

Так карлик всем по очереди отдавал распоряжения. А каждый волк, выслушав его, вскакивал и, высунув язык, бежал в поле или исчезал в лесной чаще.

Напоследок карлик сказал Хромому:

— А ты, старик, сегодня никуда не пойдешь. Останешься тут на поляне и съешь скрягу бондаря, — вон он сидит между ветвей на том дубе. Людям от него пользы мало, так незачем ему болтаться на свете.

Сказал так карлик, надвинул на глаза красный колпачок, похожий на шляпку гриба мухомора, и скрылся бесследно, словно растаял, где-то в расселине горы.