Польские повести

— Навряд ли меня примут с распростертыми объятиями, — сказал Беренда, словно не слыша последних выводов секретаря. — Они ведь все знают меня. Для них я всегда буду мужичонка из Шенкелева.

— Ты будешь председателем президиума Злочевского городского народного Совета, понятно? Как ты их в этом убедишь — твое дело. Но, в случае чего, я тебе помогу. Мне, когда я сюда приехал, тоже ковры под ноги не стелили.

— По-моему, они и теперь вас не любят. Вы уж извините за откровенность, — серьезно сказал Беренда.

Горчин поднялся и, поиграв фаянсовой кружкой, сказал, глядя в сторону:

— Кто знает, товарищ Павел, может, они и правы… Да, да. — Он вызывающе взглянул Беренде в глаза, но улыбка у него не вышла. — Мне пора, — сказал он, протягивая руку, — встретимся в четверг в два часа дня. Вы подготовили машины для уборки?

— Так точно.

— Сам проверял?

— Лично был во всех деревнях. Там уже думают об обмолотах. Надо будет докупить еще четыре молотилки. Заявку мы уже подали.

— Вот это я понимаю! Ну, не буду мотаться по твоей территории, поеду прямо в Заречье. А то они сидят далеко от бога и людей и думают, что им все можно. Вчера я получил сообщение, что там раскрыли новую шайку самогонщиков.

— Ах, чтоб их! — покачал головой Беренда. — У меня таких номеров не бывает.

— Или ты о них не знаешь.

— А это одно и то же, — улыбнулся Беренда. Но Горчин, махнув рукой, уже двинулся к выходу.

Он не сразу сел в машину. Несколько минут он любовался четырехугольником каменных домов, которые в прошлом году были выкрашены в веселые пастельные тона и составляли радовавшую глаз мозаику. Ему даже захотелось присесть на лавочку посреди сквера, в тени раскидистых кленов, и посмотреть на клумбы, усыпанные алыми розами, понаблюдать за сонной, неторопливой жизнью маленького городка, на который все сильнее давил тяжелый купол полуденного зноя. Однако Горчин превозмог в себе эту минутную слабость и сел в машину. Он медленно объехал вокруг рыночной площади. На балконе здания, где размещался комитет, стоял Павел Беренда, который приветственно поднял руку. Горчин ответил ему таким же дружеским жестом.

«Ну, теперь-то ты заскучаешь», — подумал о нем Горчин с симпатией. Он знал, как бывает, когда человек готовится к следующему прыжку. Все, что до сих пор сделано, кажется мелким, неважным. Было — прошло. И хотя ты, быть может, вложил в это бог знает сколько души и сердца — это все-таки уже история, а главное еще впереди. Поэтому, пожалуй, всегда надо толкать людей вперед, поручать им все новые, а лучше всего все более трудные роли. Иначе может разложиться, разжиреть даже самый лучший партийный работник.

Дорога изменилась, сначала был булыжник боковой улицы, затем кое-как посыпанный гравием и почти не утрамбованный проселок. Теперь он ехал медленно, внимательно глядя вперед. Обгоняя неожиданно вынырнувший впереди грузовик, он попал в облако известковой пыли, и, прежде чем успел закрыть боковое стекло, глаза ему застлало слезами от ядовитой пыли, а на зубах заскрипел песок. Он выругался и, нажав на газ, выскочил на свободное пространство. Отсюда до Заречья по прямой было не больше пяти километров, но надо было ехать кружным путем, через лес, до моста, захватывая при этом край соседнего уезда, потому что лишь по другую сторону реки можно было попасть в нужные деревушки, разбросанные среди приречных песков.

Михал Горчин испытывал большую симпатию к этим местам и к здешним людям. Главным образом потому, что они были спокойные, работящие, суровые и твердые, похожие на эту песчаную землю, которую нужно рвать когтями и грызть зубами, чтобы добыть из шее необходимый для жизни картофель и зерно. Михала давно тревожил этот район. Он хотел помочь людям, но все, что он мог им предложить (иной раз даже силой внедряемое им в других районах уезда), а именно — механизация, договора с государством на выгодные посевы культур, огородничество, — все это отпадало из-за очень плохой почвы в этом районе. И лишь недавно, когда в Злочеве было запланировано строительство крупного химического предприятия, появилась надежда, что этот район сможет стать, как он назвал это когда-то на собрании, «зоной отдыха». И не только для этого химического предприятия, но и для жителей Н., который был не так уж далеко отсюда.

Однако сегодняшний выезд в этот отдаленный уголок уезда был вызван не только желанием произвести разведку на месте. Горчин немного знал эти края. Несколько раз он был здесь с руководителем сельскохозяйственного отдела, инженером Каней, лучшим знатоком этих мест. Тот действительно знал в уезде каждое дерево и каждый камень, так как руководил своим отделом с сорок пятого года. Но и он, распахнув перед Горчиным полотнища местных карт, говорил, смущенно почесывая свою вечно взлохмаченную голову: