Польские повести

— Если б только налетал. — Гурчинский язвительно улыбнулся. — Вот Беняс знает всю историю…

— Это уже стало историей?

— Нет, с Горчиным у нас только несколько месяцев назад отношения испортились. Но мне иногда кажется, что не это самое важное. Я здесь работаю с самого начала, уже десять лет. А начинали мы с маленькой тесной кузни, куда крестьяне приносили ремонтировать свой инвентарь. Кузни, в которой когда-то была казацкая конюшня. Часть этой конюшни мы сохранили, чтобы в будущем люди, услышав, с чего мы начинали, поверили нам, потому что, видя наш завод таким, каким он стал или каким станет еще через десять лет, они наверняка не захотят поверить. Этот макет — не только декорация. Это то, каким я вижу будущее нашего предприятия, и это уже сбывается. Мы уже перерабатываем почти триста миллионов, а в этом году совершили принципиальный прыжок — почти удвоили производство. Трудное, прототипное оборудование, во многих случаях антиимпорт… А вот видите, какой у нас экспорт? Вот здесь карта, пожалуйста, посмотрите. Я не преувеличиваю — мы торгуем с половиной мира.

«Да он может так целый день проговорить, — ужаснулся Юзаля, но у него не хватило духу прервать столь страстное токование, которое внезапно изменило этого человека до неузнаваемости, превратив его из холодного ирониста в разгоряченного мечтателя, очарованного магией цифр, созиданием, преодолением трудностей. — А это не имеет ничего общего с тем делом, которое меня интересует. Хотя кто знает?»

— Жаль, что здесь нет Горчина. Интересно, что он сказал бы на это…

— Он? Отмахнулся бы, вот и все. «Вы здесь для того и сидите, и предприятие вам за это платит большие деньги», — вот что он сказал бы. И сразу бы сел на своего конька: «сверхурочные», «дикие капиталовложения», «завышенные нормативы», «рост прогулов». Он только не подумал бы, что сам бы сделал на моем месте.

— А что вы бы сделали на его месте? — спросил, хитро улыбаясь и щуря глаза, Юзаля.

Вопрос его на момент озадачил директора, однако спустя минуту он ответил прежним, уверенным тоном:

— Я бы рассуждал реально. Уж кто-кто, а первый секретарь должен знать, в какой стране мы живем и в каких условиях работаем. А он вместо того, чтобы помогать, только ставит палки в колеса и мне, и всему коллективу. Оторванные от жизни теории он насильственно применяет к нашей конкретной и совершенно нетипичной ситуации. Как с таким человеком вообще можно вступать в дискуссию? Я что, не знаю, каким должно быть предприятие, не учили меня этому? Сам я не научился за столько лет? Но, видите ли, товарищ председатель, знать и мочь это разные вещи. Я здоровье потерял на этом предприятии, только его делами и живу. Знаю в нем каждую деталь, но я не чудотворец. И никто здесь не сделал бы больше, чем я. Именно это я ему и сказал на последнем пленуме, назвал все своими именами.

— Понимаю, понимаю, — буркнул Юзаля; напор Гурчинского несколько ошеломил его.

— Скандал из-за неходовых товаров, превышения нормативов… А ведь со снабжением черт-те что происходит, нет стали, нет цветных металлов, труб, проволоки… То есть нет в таком количестве, какого хотелось бы. И я должен как-то комбинировать, чтобы выполнить план и дать людям премию и тринадцатую зарплату. Я знаю, что так не надо поступать, но я вынужден, я выбираю меньшее из зол… Видите эти бетонные столбы? Это начало нового цеха. Если бы я не велел их монтировать под мою личную ответственность, мне урезали бы лимит, а я не хочу прекратить строительство предприятия. Объединение хотело меня сожрать, но они были вынуждены дать мне средства, чтобы не заморозить те, которые уже были вложены. Это позволит нам на будущий год занять на производстве лишних двести человек. А что может быть важнее для Злочева, если не новый цех, который даст людям работу, ведь Горчин сам постоянно говорит об этом? Но мы не решим этой проблемы, если будем ориентироваться на мелкоремесленное производство. Наш путь — строить промышленность. Скажи сам, Зенон, — призвал он в свидетели Беняса.

— Мне-то это не надо разъяснять. Но о нас с тобой да еще о нескольких других говорят, будто у нас «узкие горизонты» и мы не видим «политики государства в целом». Я, однако, думаю, что если наша политика хороша для нас, то она хороша для государства. Для товарища Горчина это, однако, всего лишь уездный партикуляризм.

— К вам по этому вопросу приедет комиссия…

— Да я уже на этом предприятии пережил много комиссий, — презрительно фыркнул Гурчинский. — И если честно говорить, секретаря тоже не одного пережил.

— Насколько я знаю Горчина, он не любит действовать опрометчиво.