Польские трупы

— Я вас не знаю и не имею желания знакомиться, — второй, с телефоном, бросил на Буковского презрительный взгляд. — Но в отделении вас узнали и велели привезти.

Буковский слегка запаниковал, но еще пытался хорохориться.

— У вашего отделения есть волшебный глаз, что ли?

— А вы как думаете?

Полицейский поднес к его глазам мобильник. На дисплее Буковский увидел свое опухшее синеватое лицо и всклокоченные волосы.

— И вы в столь ранний час не поленились идентифицировать обычного гражданина, спящего сном праведника? Это ли не пустая трата государственных денег? — спросил он с притворным удивлением.

— Это уж забота начальства. Нам велено только вас доставить. Ну что, пойдем по-хорошему? — В голосе полицейского слышалась плохо скрываемая надежда, что Буковский будет сопротивляться.

— Вам, кажется, хочется кому-нибудь с утра врезать, — вздохнул журналист. — Я мог бы, конечно, доставить вам такое удовольствие, только что-то вы мне не больно нравитесь. Поскольку вы обо мне не слышали, то не заслуживаете симпатии.

У полицейского заходили желваки.

— Надеюсь, скоро вам станет не до шуток.

Буковский вовсе и не собирался шутить. Но таким уж он был — несусветные глупости сами срывались с языка. Иногда это даже могло быть небезопасно. Он слишком хорошо понимал, что в полиции по меньшей мере несколько человек охотно расправились бы с ним именно за его шутки. И только искали предлог. Интуиция подсказывала ему, что нашли. Только какой?

В полицейском автомобиле он постарался собраться с мыслями, что было нелегко в ситуации, когда желудок подкатывал к горлу, а мозги стремились выскочить из черепа. Может быть, речь идет о его репортаже о банде Хельмутов, опубликованном в последнем номере еженедельника «Вперед»? Там он разоблачал сотрудничество Хельмутов с полицией. Главное управление впало в бешенство и делало все, чтобы узнать, откуда произошла утечка. Он надеялся, что краковское отделение точит на него зубы именно по этой причине. Была, однако, и другая, куда более опасная. Пока он не хотел даже о ней думать.

А Дорота предвидела, что именно это его погубит. Журналистский опыт научил ее осторожности. Она предпочитала все проверять по десять раз. Он же иногда сокращал путь ради быстрого достижения цели. Насколько мог вспомнить, именно поэтому они так страшно разругались этой ночью.

* * *

— А, вот мы и опять встретились, пан журналист! — Выражение лица комиссара Фуляры было как у ловкого кота, которому удалось зацепить лапой мышь.

— Я тоже очень рад, — пробормотал Буковский.

— Сомневаюсь. Вам это только кажется под влиянием алкоголя.

— Боже сохрани. Беседы с вами, пан комиссар, всегда для меня огромное удовольствие.

— На этот раз будет по-другому.

— Исключено. Я настоящий мазохист.

Полицейский резко ударил ладонью по столу, а у Буковского в голове прогремел взрыв.

— Хватит! Не паясничай, Буковский, тебе это не к лицу. Шутки кончились. Где папка Глисты? Рассказывай, или тебе каюк. На этот раз наверняка.

Так и есть — вот она, наихудшая из причин, о которой он подумал несколькими минутами раньше. Теперь Буковский понимал, что придется выдержать, кто знает, возможно, самое большое испытание в жизни. Он решил еще немного потянуть время, собраться с мыслями.

— Что я слышу, пан комиссар? Полиция позволяет себе тыкать добропорядочному гражданину Речи Посполитой только потому, что он немного выпил?

Фуляра скрипнул зубами.

— Могу обращаться к тебе на вы, если хочешь. В твоей ситуации это ничего не изменит. Не обольщайся, что найдется идиот, который поверит, будто ты — добропорядочный гражданин. Итак, что вы, пан Буковский, делали вчера после семнадцати?

— Ничего особенного, был в гостях у доктора Мручека, известного историка, специалиста по…

— Я знаю, кем был доктор Мручек. Дальше! — Полицейский прервал его на полуслове.

Буковский почувствовал вдруг дискомфорт в желудке. С большим трудом, напрягая мышцы, ему удалось сдержать физиологический рефлекс. Значит, Мручека нет в живых! Этого следовало ожидать.

— Был? Доктор Мручек является знаменитым… — Он пытался блефовать.

— Является, был — какая разница, — махнул рукой Фуляра, пристально глядя ему в глаза. — Есть более важные проблемы. Еще раз спрашиваю, что вы вчера делали, вы оба. С начала и до… до конца.

— Дайте подумать. Ну, выпили водочки, болтали…

— О чем?

— О том о сем…

— Достаточно. Держите меня за идиота, Буковский? Я знаю, о чем вы говорили. О записках генерала Червякевича — о так называемой папке Глисты. Так?

— Попробую вспомнить…

— Так? — гаркнул Фуляра.

— Кажется, и об этом тоже.

— Ну и где она сейчас, эта папка, пан Буковский?

— Честно? Думаю, она никогда не существовала. Скорее всего, то, что называют «папкой Глисты», — фальшивка.

— Фальшивка, — кивнул Фуляра, растянув губы в язвительной усмешке. — Я так и думал.

— Что фальшивка, правда? — в раскалывающейся голове журналиста опять сверкнула слабая надежда.

— Нет, пан Буковский. Там есть кое-что и на вас. Так говорят.

Буковский опять почувствовал, что сфинктер вот-вот сдаст.

— Кто говорит? — спросил он севшим голосом.

— Наши люди. А точнее — ваши коллеги из Союза журналистов.