Польские трупы

— Чушь… Обычная профессиональная зависть, неужели вы не понимаете?

— Может, понимаю, а может, нет. Из зависти тоже иногда говорят правду. Ну что? Есть там какой-нибудь компромат на вас?

— Вы прекрасно знаете, что все можно сфабриковать.

— Конечно. Но если это фальшивка, вам нечего бояться. Мы все проверим. Только не морочьте мне голову, а расскажите, где она спрятана.

— Спросите у доктора Мручека. Только он знает.

— Ваше упорство вызывает сожаление, Буковский. Вы что, правда советуете мне допросить труп?

— Труп? — прошептал Буковский.

Он пытался подготовиться, но, когда момент настал, сфинктер опять настойчиво о себе напомнил.

— Не прикидывайтесь дураком, Буковский. Защищайтесь как-нибудь поумней, черт подери. Скажите хотя бы, что действовали в состоянии аффекта, в ярости, потому что Мручек вас шантажировал. Ну? Так было дело?

* * *

Он проклинал день, когда впервые услышал о папке Глисты. Слухи о том, что генерал, а тогда еще полковник Гражданской милиции Червякевич в восьмидесятые годы организовал собственную сеть агентов, ходили давно. Фамилии тайных сотрудников не фигурировали в документах госбезопасности, а значит, никогда не попадали в архив ИНП[44]. После 1989 года[45] Червякевич уехал за границу, и о деле забыли. Всплыло оно несколько месяцев назад, после смерти генерала. Говорили, что он оставил записки, которые могли стать настоящей нейтронной бомбой. Первым это определение использовал именно Буковский, хотя на авторство претендовали многие. Ведь записки тоже были оружием, которое убивает избирательно, не разрушая окружающие структуры. И теперь получалось, что он может стать первой жертвой. Хотя к властным структурам отношения никогда не имел. Кто бы мог подумать!

Еще недавно он сам не верил в существование какой-то папки Глисты. Мнение его изменилось, когда к нему обратился Мручек. Заверениями известного своей честностью историка трудно было пренебречь. Буковский знал Вацека Мручека много лет. В студенческие годы они проводили время в одних клубах, вместе пили водку и, бывало, ухаживали за одними и теми же девушками. Позднее, по мнению Буковского, Мручек стал едва ли не самым компетентным в Польше специалистом по новейшей истории. Может, поэтому как-то не мог пробиться. Менее талантливые давно были профессорами, смотрели на него сверху вниз, иногда публично высмеивали его взгляды. Больше всего Мручек страдал от того, что его не допускали к сотрудничеству с ИНП. Об этом позаботились его давние коллеги. Он затаил обиду и решил всем отомстить.

Однажды ночью Буковского разбудил телефонный звонок.

— Адам? У меня есть потрясающая тема для смелого журналиста, который ни перед чем не остановится.

Мручек предложил срочно встретиться в открытом до утра пабе. Буковский был несколько удивлен — они с историком не общались несколько лет, — но знал, что лучшие темы часто появляются неожиданно, и тогда их нужно сразу хватать. А именно сейчас ему была просто необходима хорошая тема. Историк, забившийся в самый темный уголок паба, успел слегка набраться в одиночестве. Но его приглушенное бормотание прозвучало убедительно:

— Слышал о папке Глисты? Знаешь, где она?

— Понятия не имею.

— Она у меня.

И тут Буковский решил рискнуть втемную. Спросил только:

— Почему ты вздумал обратиться именно ко мне?

— Тебе практически нечего терять.

Прямолинейный ответ только утвердил Буковского в убеждении, что он должен заняться этим делом. Даже если откровения Мручека не до конца достоверны, игра стоила свеч. Тема гарантировала, что статью будут цитировать другие газеты и радиостанции, а фамилию автора повторять по нескольку раз в день во всех телепередачах. Короче говоря, у Буковского появится шанс напомнить о себе и поднять свой рейтинг в журналистской среде.

Однако Мручек не собирался допустить, чтобы вся слава досталась журналисту. Несмотря на немалое количество выпитого, он говорил неожиданно трезво, а его тон исключал дискуссию.

— Слушай, сделаем так. Для начала напиши пространную статью, просто чтобы подогреть атмосферу и вызвать кое у кого панику. Пока без фамилий.

Буковский насторожился.

— Но ты назовешь мне фамилии?

— Позже. Я назову их в интервью, которое ты возьмешь у меня после статьи. Я уже придумал название: «Доктор Мручек открывает правду». Слушай, чтобы все было ясно: я должен быть на первом плане. Это мое открытие и мой шанс показать всем этим говнюкам, что мое место в ИНП.

— Конечно, — притворно согласился Буковский. — Но какая у меня гарантия, что ты меня не кинешь? Я проторю дорожку, а ты потом побежишь в другую газету или прямиком на телевидение.

— Даю слово.

В откровениях пьяного Мручека не было информации, которой жаждал Буковский. Но его собеседника, похоже, невозможно было переубедить. Он производил впечатление человека подавленного, погруженного в депрессию, но в этом деле проявил железную волю. Будто интервью «Доктор Мручек открывает правду» могло спасти ему жизнь.