Польские земли под властью Петербурга

Конфронтационное поле церковной и конфессиональной политики тоже наглядно показывает, как имперские практики управления надолго формировали ментальный ландшафт Царства Польского. В принципе конфессиональная парадигма, которой придерживались власти, оказалась удивительно стабильной. До самого конца российского владычества над Польшей при проведении государственных мероприятий основная ориентация осуществлялась по критерию конфессиональной принадлежности. Так, многочисленные дискриминационные законы были направлены прежде всего против католиков и иудеев, тогда как православие отождествлялось с государственной властью. Только этим можно объяснить, почему православный храм – собор Святого Александра Невского в Варшаве – мог использоваться для демонстрации имперской власти.

Конфессионализация политической сферы оказала влияние и на польское общество: она способствовала процессу исключения, в ходе которого польская идентичность все больше сужалась до католического вероисповедания. Представление о поляке как о католике подкреплялось и имперской администрацией, которая постоянно подчеркивала конфессиональную разницу и клала ее в основу своей управленческой практики.

Церковный спор, разгоревшийся вокруг православных храмов, и прежде всего вокруг Александро-Невского собора, в значительной степени способствовал политизации религиозной сферы и общественного пространства, а среди представителей польской общественности спровоцировал соответствующие контрмеры. Строительный бум, который был характерен в первую очередь для Варшавы на рубеже веков, одновременно привел к возведению многочисленных католических церквей, что свидетельствует о том, какая сильная борьба велась на конфессиональном поле за доминирование и прерогативу интерпретации в городском пространстве. Здесь также проявилась двойная чужесть «московитского владычества». Даже в конфессиональных вопросах петербургская гегемония воспринималась как оккупационный режим, пытающийся поставить местную религию на колени. Апории реформ – таких, как директивы о раздельных школьных молитвах для представителей разных конфессий, – которые изначально задумывались в качестве уступок католическим подданным, показывали, как прочны были доминирование и государственный примат православия.

Однако именно постоянные столкновения вели к тому, что оппоненты оставались взаимосвязанными. Многочисленные взаимодействия в рассмотренных здесь областях конфронтации скрепляли конфликтное сообщество, в котором общались и, как правило, ссорились по очень схожим вопросам. Разногласия имели тот эффект, что задавали повестку дня: насколько сильно расходились мнения, настолько гарантированно противники вели разговор об одних и тех же темах. Поэтому конфликтная ситуация в Привислинском крае характеризовалась не столько фундаментальной чужестью, сколько взаимосвязанностью оппонентов и общностью их проблемных горизонтов. Это не вело к общему примирению, но создавало возможности для сотрудничества по отдельным пунктам.

Последнее видно прежде всего при взгляде на повседневную практику городского управления Варшавы: здесь существовали многочисленные зоны контакта между царской администрацией и местной общественностью. Разнообразие индивидуальностей среди носителей имперской власти продемонстрировало и в этой области неоднородность государственного аппарата. Главные акторы Варшавского магистрата, ведомства обер-полицмейстера, канцелярии варшавского генерал-губернатора и петербургского Министерства внутренних дел были вовлечены в сложный клубок взаимодействий по поводу управления мегаполисом на Висле, характеризовавшийся регулярными внутренними конфликтами. Различные должностные лица в силу своих функций занимали разные позиции по вопросу о трансформации городского пространства. В то время как центральные петербургские инстанции рассматривали Варшаву прежде всего в контексте империи, президенты города были ориентированы в гораздо большей степени на местные проблемы и интересы.