Польский рассказ

П е р е с е л е н е ц. И это все?

Д и р е к т о р. Ну и, конечно, обслуживать телефон.

П е р е с е л е н е ц. А это как?

Д и р е к т о р. Ну, когда кто-нибудь позвонит — ответить, подозвать к телефону, кого попросят.

П е р е с е л е н е ц. Пан директор, без телефона я бы согласился. Но с телефоном… нет, я для этого не гожусь.

Д и р е к т о р. А что бы вы хотели делать?

П е р е с е л е н е ц. Я бы, пан директор, так: поднять, поставить, отнести, принести. Но чтобы еще телефон — это нет.

Д и р е к т о р. Но у меня нет ничего другого. По крайней мере сейчас. Подумайте. В проходной вам будет не так уж плохо.

П е р е с е л е н е ц. А без телефона нельзя?

Д и р е к т о р. К сожалению, нет.

Старый переселенец сидел да раздумывал, почесывал за ухом, наконец поднялся и сказал:

— Ну пускай уж. Была не была.

На следующий день он сидел с утра в проходной и следил за тем, чтобы люди пробивали табель, отмечал опаздывающих и с беспокойством поглядывал на телефон. Зазвонит или нет? Телефон зазвонил. Старик даже подскочил на стуле. Что делать? Подойти? Решил сделать вид, что не слышит. Но телефон и не думал умолкать, звонил не переставая. Переселенец позвал паренька из слесарной мастерской.

— Будь другом, сними-ка трубку и спроси, чего они там хотят.

Паренек снял трубку, но затем положил ее рядом с аппаратом.

— Требуют вахтера. Хотят разговаривать с вами.

— А откуда они знают, что я здесь вахтер?

— А я знаю? Хотят вахтера, и все.

Паренек побежал в мастерскую, а старик начал ходить вокруг телефона словно по заколдованному кругу.

Кто-то, проходя мимо, крикнул ему:

— Почему вы не берете трубку?

Переселенец хотел было попросить его о помощи, но тот успел уже выбежать из проходной.

В кабинете директора старик мял в руках шапку и, с трудом подбирая слова, говорил:

— Была б какая-нибудь работа в мастерской или во дворе, ну чтобы здесь поднять, там поставить, отнести и принести, то я всегда пожалуйста, пан директор. То я с огромным удовольствием. Но в проходной не могу. Этот телефон не по мне. Я уж лучше еще подожду, пан директор. А если у вас что-нибудь такое появится, чтобы поднять, поставить, отнести, принести, то я готов. Я буду сюда наведываться. А пока благодарствую, пан директор.

Когда он спускался по лестнице, телефон в проходной звонил как одержимый. Старик нахлобучил шапку по самые уши и не спеша двинулся к выходу.

Перевод В. Светлова.

Януш Красинский КУКАН

Меж домами еще раз мелькнул пролет виадука над железнодорожными путями, и они выбрались на улицу, ведущую до самого берега. Здесь уже не было ни развалившихся одноэтажных домишек, ни сиротливо торчащих меж руинами печных труб. Мостовая была покрыта асфальтом, а современные дома с плоскими крышами — светлой новенькой штукатуркой. Лишь вогнутая портальная арка костела, напоминавшего фабричный цех, бросалась в глаза своей кирпичной яркостью.

— Пап, а ведерко? — спросил Болек, потянув отца за просторный рукав тиковой рубахи.

Отец остановился, ощупал сумку с рыболовными снастями.

— Я, что ли, должен был о ведерке думать? — возмутился он. — Я ж тебя спрашивал: ты все взял? Ишь вспомнил когда… Топай теперь обратно черт те сколько!

— Да ты мне этими червями всю голову забил, — оправдывался парнишка.

Отец смачно высморкался, поочередно зажимая большим пальцем то одну, то другую ноздрю. Болек поскреб носком ботинка чесавшуюся щиколотку.

— На-ка, пап, подержи, — он сунул отцу удочки, — я сбегаю…

Отец машинально взял удочки, а парнишка что было духу помчался обратно. Он хотел перебежать дорогу, но вынужден был переждать, пока проедут три грузовика, полных песка, светлого, как южное солнце.

— Болек! — крикнул вдруг отец и замахал удочками. — Не надо! Давай обратно, скрутим кукан!

Мальчонка потряс грязными от ковырянья в земле руками и крикнул что-то, чего отец не расслышал. Пропустив грузовики, Болек перебежал через дорогу.

— Болек! — обозлился отец. — Кому говорю, воротись, дурья твоя башка!

Болек остановился посреди улицы, еще раз попытался объяснить что-то жестами, но, подстегиваемый гневом отца, послушно вернулся.

— Ты что думаешь, я сам буду лески разматывать, з… этакий! — ворчал отец, выгребая из кармана хлебные крошки и засохших, недельной давности, червей. — На, неси.

Болек взял удочки.

— Скрутим кукан, — добавил старый, не разжимая рта, и выбросил то, что наскреб перед тем в кармане.

— Ладно, пап.