Однако Клементина не сразу вошла в доверие к людям, равно как и не сразу взялась за ключ, хотя живот праведный вела с самого начала, едва показалась в деревне.
Приплелась она откуда-то из-за гор, одна-одинешенька, сирая и немощная. У одних задержалась на денек, у других на два, потом наняла себе избушку, и с той поры вся жизнь ее преобразилась, как по волшебству.
Издавна давила ее нужда, поэтому она все способы превзошла, как нищенствовать да людской милости добиваться. И самым верным способом была набожность, крикливая, напоказ. Уловки эти сделались ее второй натурой, и на новом месте она вскоре засияла всеми добродетелями божьего человека, словно ясный месяц на звездном небосклоне.
Случалось, и посреди костела на полу леживала, раскинув руки крестом в порыве особенной религиозности, а однажды у себя дома, при открытом окне, чуть не на людях, попробовала даже предаться самобичеванию. Сплела себе бич из веревки, на которой пасла козу, и давай утюжить свое бренное тело! Но при этом заранее прикинула, кто за ней может подглядывать. Предвкушала уже громкую славу и барыши, да просчиталась. Никто ее за этим самобичеванием не застал, и потому больше оно не повторилось.
На людях этого не сделаешь, а в закутке какой смысл?
Но падать ниц, хотя бы посреди набитого прихожанами костела, это ее вполне устраивало. Люди потом поглядывали на нее благожелательнее, становились щедрее. А она только этого и добивалась.
Когда к ней наведалась мать Михала, Клементина уже знала, что ее сюда привело. Соседи сообщили. Она, как полагается, засеменила навстречу гостье и с внезапно погрустневшим лицом повела такую речь:
— Знаю, все знаю, дорогая хозяюшка, что с вами приключилось. Обокрали вас, — произнесла Клементина таинственно, словно ей донесли об этом сверхъестественные силы, — но, — продолжала она, — я помогу вам обнаружить злодея. Помогу вам, сестра, ведь сам господь повелел мне не оставлять людей в беде. Только поведайте мне, как это было?
И вдруг оживилась, ибо в углу, возле ног пришедшей Магды, заметила корзинку.
— Только об одном, Магда, хотелось бы мне сначала узнать, — добавила Клементина доверительно, — давно ли вы были на духу?
— К чему вам это?
— Ибо ключ мой открывает правду только людям набожным. Еретику ничего не скажет.
— Этого я не боюсь. На прошлой неделе была на исповеди.
— Ну, ну, ну, — в голосе Клементины прозвучало восхищение, — теперь, Магда, рассказывайте с самого начала.
Едва Магда выговорилась, Клементина закатила глаза, словно от восторга:
— Не свой ли это? Ключ нам скажет. А как поступите со злодеем, Магда?
— Своего вышвырну на улицу, к чужому пойду с полицией.
Корзинку, наполненную доверху, Клементина все время не упускала из виду, но, когда Магда подняла ее и подошла к столу, притворилась, будто впервые заметила приношение.
— Напрасно вы пришли с корзинкой, Магда. Я и без даров готова служить людям. О, гарнец крупы? Какая беленькая! Здесь, в деревне, обрушали? Хороша. Хватит на целую неделю, по щепоточке в день. Если бы еще к этому и кочанчик капусты, был бы у меня настоящий пир.
— Хорошо, Клементина, получите от меня и капусты.
— Не вводите себя в расход, ведь я и без этого стремлюсь служить людям. Но если уж вам так хочется прислать мне капустки, господь вас вознаградит. Впрочем, лучше не присылайте. К чему вам утруждать себя? Я сама схожу на ваше поле и срежу головку. Хорошо?
Магда ответила как-то сухо, отчужденно:
— Хорошо, только поле наше далековато.
— Ноженьки у меня здоровые, Магда, здоровые. А теперь пора собираться, ведь каждая минута — дар божий, это дорогие минуты, Магда.
И Клементина начала собираться в дорогу.
Первым делом достала из сундучка молитвенник, огромный, черный, в довольно потертом переплете, с обтрепанными углами. Заворачивать его не полагалось. Клементина всегда носила молитвенник напоказ. Следом за книгой извлекла большую заплатанную косынку и снова заперла сундучок, положив ключ на переплет молитвенника.
— Пойдемте, Магда!
Михал скорее мог ожидать грома с ясного неба, нежели того, что уже произошло и еще должно было произойти. Никогда он не предполагал, что из-за этого зерна будет столько шума. Клементина! Как он забыл о ней? Ведь от нее еще ничего не укрылось. И ей-то не найти вора!
Взгляд его померк, и ко всему он сделался слеп и глух. Да и о чем было ему теперь раздумывать? Чем заняться? Ведь мамаша как пить дать выгонит его, проклянет, а может, и в полицию сдаст? В прошлом году старый Бугай выдал своего сына полиции за то, что тащил из дому, — вот и мамаша выдаст. Выдаст в два счета!
Это горькое раздумье прервал вдруг мамашин голос:
— Ты что, спишь? Позови мне Ягну и Франека!
Клементина, отложив принесенный молитвенник и ключ, сплела пальцы и с полуприщуренными глазами забормотала себе под нос какие-то слова. Потом сказала:
— Магда, помолимся господу, чтобы он благословил нас. Во имя отца и сына…