Польский синдром, или Мои приключения за рубежом

Мои ошарашенные телохранители, не успевшие очухаться от коварных проделок мадам Фортуны – взлётов и падений судьбы, окончательно раздавленные, молча семенили за мной.

Спасительные двери были уже близки, когда передо мной, преграждая путь, выросла гора из плоти и крови по имени Веслав, с горящими фонарями вместо глаз и растопыренными руками, похожими на садовые грабли, издававшая какието сиплые звуки, и, надо сказать, выглядящая очень устрашающе и внушительно. Рядом извивался утробным селитёром мой муженёк.

– Посторонитесь! Иначе, я за себя не ручаюсь, и можетслучиться взрыв, за последствия отвечаете вы! – дико возопила я, чем вызвала интерес приближающейся дамы.

– Что здесь происходит? – недоуменно спросила она, от-крывая двери дамского туалета, а я тем временем, воспользовавшись заминкой, шмыгнула в проём и внедрилась на сугубо женскую территорию, без промедления закрывшись в кабине, откуда меня не так-то просто можно было достать.

Не нужно и говорить, что сердце моё прыгало, как взбесившийся рулеточный шарик. Я усмирила его путём давления пальцем на точку чуть выше запястья, вытащила из сумки большой пластиковый пакет и, натянув его на унитаз, уселась, на мгновение расслабившись, прежде чем приступить к третьему акту, от которого целиком и полностью зависела моя свобода.

Конечно же, мало освещённое «отхожее место» даже отдалённо не тянуло на гримёрную, но выбирать не приходилось. Достав из сумки зеркало, я прицепила его на очень пригодившийся для этой цели крючок, и принялась за работу.

Клей почти высох, – за столько-то лет! По этой причине чуть было не сорвалась вся операция. Орудуя зубочисткой, мне удалось расковырять засохший слой и проникнуть в глубины тюбика. Ресницы приклеились с большим трудом, легче было с бровями, но с губами пришлось повозиться, хотя желеобразное вещество, из которого они были сделаны, почти не пострадало от времени.

Я поспешила изменить свою внешность, но выпустила из виду, что сначала лучше переодеться. Элегантный чёрный брючный костюм, который я купила давным-давно, в первые дни своего пребывания на польской земле, сбросить не представляло труда, а вот натянуть чёрное муаровое платье, оказалось гораздо сложнее – я чуть не смахнула приклеенный грим и едва его напялила. Я надевала это платье всего дважды, и оба раза были связаны с отелем «Мариотт», оно так и лежало свёрнутым, а мне даже в голову не пришло, что я ухитрилась так раздобреть на щедрых польских хлебах.

Но хорошо, что я вспомнила об одной важной вещи – о своей вызывающе-белой коже, которую Стефан Гульчевски назвал когда-то перламутровой. Я долго и безрезультатно рылась в сумке, пытаясь выудить пудреницу с коричневой пудрой. Был миг, когда мне сделалось нехорошо от мысли, что она потерялась, и на лбу от страха выступила холодная испарина.

Цвет кожи является неимоверно важным штрихом в изменении внешности с помощью грима – это примерно то же самое, что из позитива сделать негатив.

– О-о-о! – испустила я радостный выдох, вылавливая, наконец, из недр сумки пудреницу, которая посмела играть со мной в кошки-мышки.

Нужно было спешить. Со стороны входных дверей послышались какие-то женские возгласы и экспансивное рычание Веслава. Хорошо, что в туалете всегда кто-нибудь околачивался, иначе бы он уже вбежал и проверил каждую кабину.

После нанесения густого слоя коричнево-золотистой пудры на кожу лица и в области декольте, можно было натягивать чёрный парик, что я и сделала, затем перекрестилась и прочла три раза «Отче наш».

Я была готова приступить к следующему, самому ответственному, этапу.

Выйдя из цитадели, я сразу же подошла к зеркалу и обомлела... от полной невозможности узнать самоё себя. Но любоваться было некогда. Возле зеркала вертелась полька, переводчица английского. Её отражение в зеркале деланно улыбнулось моему отражению, и тут меня вдруг осенило – я решила немного изменить сценарий, и попробовать всучить ей роль, задействовав в своём спектакле, как персонаж совершенно непредвиденный. Я вытащила свой пустой мобильный телефон и сделала вид, что набираю номер.

Полька мурлыкала что-то себе под нос, сосредоточенно елозила губной помадой по нижней губе.

– Здравствуй, дорогая! – переключилась я на канал анг-лийского языка.

Полька заинтересованно вскинула брови.

«Прекрасно, – подумала я, – наконец-то мне пригодился английский, который я зубрила столько лет».

– Прости, вынуждена говорить по-английски, потому, чтото, что я тебе хочу сообщить, не для чужих ушей...

…

– Да, я остановилась в отеле «Мариотт».

…

– Да, да, конечно!

Бросив несколько ничего не значащих общих фраз, я испугалась, что переводчица, орудуя тюбиком, делает последний штрих и может неожиданно выйти, поэтому я поспешила сказать:

– Помнишь, я тебе рассказывала, что была в Интерполеи видела фотографии, разыскиваемых международных преступников, за поимку которых обещаны огромные денежные вознаграждения?

…

– Вижу, что у тебя всё в порядке с памятью!

Полька застыла, сжимая в руке губную помаду.