Она хотела было попросить мать остаться с ней, но не осмелилась и ответила, что чувствует себя хорошо и не боится, а муж скоро придет – в плохую погоду он не ходил днем в поле. Сидя за столом возле жаровни с только что помешанными углями и глядя в высокое окно (два непременных атрибута рая, сохранившихся в памяти ее сына), она проводила глазами свою мать, шедшую против ветра и обернувшуюся, чтобы попрощаться. Она закуталась в черную шерстяную шаль, какую надевали женщины на сбор оливок, и шла сгорбившись, укрываясь у стен домов, беззащитная под проводами, на которых висели городские лампы, под голыми качающимися ветвями индийских каштанов. Она вспомнила, что ей говорили в детстве и что она должна будет повторять своему сыну в ветреные дни: «Ходи посередине улицы, чтобы, не дай Бог, на тебя не упала черепица».
Но муж не возвращался, она чувствовала резкую боль внизу живота и непривычное спокойствие внутри себя.
«Если ребенок больше не двигается, значит, он уже приготовился к выходу», – сказала ее мать.