Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Вслед за обращением к Боярской думе Прокопий Ляпунов стал рассылать по стране воззвания, в которых уже был поднят вопрос о переходе от неповиновения к активным действиям. Текст воззвания попал в руки Александра Госевского около 20 января н. ст., когда грамоту передал ему один из людей круга М. Г. Салтыкова, кн. Василий Фед. Масальский, находившийся с военным отрядом в Муроме: он задержал рязанских детей боярских, которые везли грамоты Прокопия и всех рязанских «чинов» в Муром и Нижний Новгород[1208]. Грамота в Нижний Новгород сохранилась в польском переводе[1209]. После вступления, в котором говорилось о несчастьях, постигших Русскую землю, и о заключении августовского договора, составители грамоты излагали свое понимание этого документа. Владислав, по этому соглашению, должен быть принять православие, чтить церковь и править страной, как прежние московские государи: «И никаким способом обычая нашей земли не отменять и польским людям в Московском государстве не быть». Эта вступительная часть грамоты — еще одно яркое свидетельство того, какие ожидания связывало русское общество с августовским договором. Однако, констатировалось далее в тексте грамоты, договор не был выполнен, и возникла опасность подчинения иноземной власти и утраты истинной веры. Главные свои обвинения рязанцы направляли не против польского короля (как следовало ожидать), а против «первых людей Московской земли», которые, прельстившись суетной славой мира сего, отступили от истинной веры, «приложившись к западным». Они — подобны Иуде, подобны волкам в овечьей шкуре, которые бросаются на свою паству, чтобы ее погубить. Беспрецедентная острота этих обвинений показывает, как низко пал авторитет московского правительства, послушно подчинявшегося Сигизмунду III. Составители грамоты призывали всех православных христиан объединиться и совместно выступить против «противных спасению нашему неприятелей Бога». В отличие от основной части документа, выдержанной в стиле высокой риторики, изобилизующей выражениями и цитатами из Писания, заключительная часть, содержащая конкретные предложения, написана языком, близким к языку деловых документов. Прокопий Ляпунов призывал идти «всей землей к царствующему граду Москве»: там «все православные христиане, вся земля Московского государства, учиним совет, кому быть на Московском государстве государем».

Идея похода к Москве была, очевидно, заимствована из патриарших грамот, как и возможная цель похода. Но П. Ляпунов был еще далек от непримиримой позиции патриарха. Этот шаг не означал еще полного отказа от кандидатуры Владислава. В грамоте говорилось, что если король выведет свои войска из России, пришлет королевича в Москву и согласится на его переход в православие, то «мы ему, государю, вся земля рады и крест ему, государю, целуем». Однако составители грамоты не исключали того, что развитие событий может пойти совсем по другому пути. Если король, говорилось в ней, «захочет силой своей нас подчинить без правды, изменив своему крестному целованию», то против него выступят «все православные християне», «все края Российской земли». По мысли создателей грамоты, «вся земля», отказав в повиновении московскому правительству, должна была, собрав под Москвой свое войско, поставить Сигизмунда III перед четким выбором: или возведение его сына на русский трон в соответствии с условиями, предложенными русскими послами под Смоленском, или война со всем другим обществом, которое отдаст предпочтение другому кандидату.

21 января н. ст. А. Госевский информировал Сигизмунда ІІІ о мерах, принятых им для подавления возникшего на Рязанщине локального очага восстания. В Рязанскую землю он направил полк во главе с М. Струсем, но сам признавал, что этот полк слишком мал, чтобы добиться успеха. Положение серьезно улучшилось бы, если бы к нему присоединились войска Я. П. Сапеги. Госевский дважды писал к нему, предлагал выступить против Рязани, обратились к нему и бояре[1210]. Как сообщал позднее сам Я. П. Сапега, 14 января он получил от бояр из Москвы грамоту «с великим прошением», чтобы «шел на рязанские места»[1211]. Бояре также пытались направить против Ляпунова находившегося в Туле Ивана Заруцкого[1212].

В королевском лагере под Смоленском сведения о начавшихся волнениях восприняли первоначально с известным удовлетворением. Происшедшее воспринималось как возможность подавить последние очаги недовольства в стране и тем окончательно упрочить власть Сигизмунда III[1213]. «Не перестаем, — писал король 8 февраля 1611 г. Я. К. Ходкевичу, — стараться о том, чтобы эта едва ли не последняя сила здешних изменников могла быть людьми нашими как можно скорее уничтожена и подавлена»[1214]. 27 января король сам обратился к Я. П. Сапеге, предлагая ему двинуться на Рязань[1215]. Туда же был направлен 3-тысячный отряд казаков во главе с полковником Наливайко, разорявший ранее бывшие владения Лжедмитрия II на юге[1216].