Польско-литовская интервенция в России и русское общество

В отечественной исторической литературе советского времени появление Лжедмитрия II рассматривалось как начало нового этапа вмешательства Речи Посполитой в русские дела. Лжедмитрия II с самого момента его появления сопровождало польско-литовское войско, выступавшее в качестве орудия правящих кругов Речи Посполитой. В польской и русской дореволюционной историографии такое представление о событиях никогда не разделялось, в последнее время оно поставлено под сомнение и в отечественной исторической литературе.

Следует признать, что Лжедмитрия II едва ли не с момента его появления действительно сопровождало польско-литовское войско, размеры которого постепенно увеличивались и которое играло все большую роль в лагере приверженцев Самозванца.

Этот факт хорошо документирован разнообразными источниками. Уже в момент появления Лжедмитрия II летом 1607 г. в Стародубе здесь находился отряд во главе с ротмистром М. Меховецким[212]. Вскоре там появились и отряды мозырскою хорунжия Й. Будилы и М. Харлинского[213]. Осенью 1607 г. за ними последовал ряд других ротмистров со своими отрядами[214]. Уже в то время наряду с простыми ротмистрами в лагере Самозванца стали появляться люди, принадлежавшие к верхним слоям дворянского сословия Речи Посполитой. Так, к нему прибыл со своим отрядом из Киевского воеводства кн. Адам Вишневецкий[215]. Особенно большое войско собрал другой представитель дворянской верхушки из восточных областей Речи Посполитой кн. Роман Ружинский, заложивший свои имения, чтобы иметь деньги для набора войска[216]. Он пришел в лагерь Лжедмитрия II под Кромами в марте 1608 г. с большим 4-тысячным отрядом и стал «гетманом» — главой польско-литовского войска Лжедмитрия[217]. После того как армия Самозванца, разбив войска Василия Шуйского под Волховом, подошла к столице и летом 1608 г. стала лагерем в подмосковном селе Тушине, здесь появился еще целый ряд ротмистров со своими отрядами[218].

«Такая это была счастливая война, что редко (проходила) четверть года и редко месяц, чтобы тысяча или по крайней мере несколько сотен людей из Польши не пришли», — писал в своих записках один из офицеров польско-литовского войска в Тушине М. Мархоцкий[219]. Особенно крупный отряд привел с собой усвяцкий староста Ян Петр Сапега[220]. Эти отряды шли уже к Москве самой короткой западной дорогой мимо Смоленска, остававшегося верным царю Василию.

Сохранившийся «Regestr wojska polskiego, które jest przy caru na Moskwie»[221] позволяет судить о размерах польско-литовского войска в тушинском лагере к началу 1610 г. Общая численность этого войска, разделявшегося на 10 полков разной численности, составляла десять с половиной тысяч человек, в подавляющей части (на 90 %) конных воинов. Таким образом, к началу 1609 г. в самом центре России в непосредственной близости от ее столицы разместилась целая польско-литовская армия.

Однако появление этих войск на русской территории не было результатом целенаправленной акции правящих кругов Речи Посполитой, а явилось стихийным следствием некоторых социальных процессов, развивавшихся на территории этого государства во второй половине XVI — начале XVII в. Так как в отличие от Русского государства в Речи Посполитой государственная власть никак не регулировала оборот землей, то здесь не было никаких препятствий для процесса образования магнатских латифундий, особенно интенсивного в восточных областях страны, где в руках узкого круга знатных вельмож к 20–30-м гг. XVII в. сосредоточилось от 70 до 90 % земельного фонда[222]. Обратной стороной этого процесса было обезземеливание других слоев дворянского сословия, достаточно многочисленных, достигавших, по имеющимся подсчетам, до 2,3–2,5 % от общей численности населения в восточных областях страны[223]. Для этих слоев все более жизненной проблемой становилось добывание средств для поддержания своего социального статуса. При этом возможности добывания средств службой в государственном аппарате, размеры которого с 70-х гг. XVI в. не менялись, или службой в регулярной армии, очень небольшой по своим размерам, были ограниченными. Отсюда широкое распространение практики наемной военной службы за пределами страны. «Долгая война» Османской империи с Габсбургами открыла для такой службы широкие возможности. Когда в 1606 г. эта война закончилась, с началом острого внутриполитического кризиса открылись возможности для военной службы в самой стране — король, его сторонники и противники активно набирали вооруженные отряды для борьбы друг с другом. Однако вернувшиеся в страну наемники снова оказались не у дел, когда летом 1607 г. королевская армия нанесла поражение войскам рокошан. В этих условиях внимание массы оставшихся без дела и средств к существованию вооруженных людей закономерно привлекли обращения из России.