Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Терпевшее неудачи в борьбе с войсками Василия Шуйского руководство восстания Болотникова летом 1607 г. предписало воеводам пограничных крепостей послать грамоты «в Литовские городы» к «лучшим паном», чтобы те, «собравшыся с великим войском с литовскими людми», шли на помощь восставшим против сидящих в Москве «изменников»[224]. Сразу после появления в Стародубе нового Самозванца в Речь Посполитую стали посылать грамоты, адресованные «ротмистрам земли литовской и товарищам их». Лжедмитрий II призывал их идти к нему на помощь, обещая платить жалование в 2–3 раза большее, чем то, на которое они могли бы рассчитывать в Речи Посполитой[225]. В ответ на эти обращения поток наемников хлынул на русскую территорию. Политические пристрастия, разделявшие шляхтичей во время «рокоша», были забыты. По компетентному свидетельству М. Мархоцкого, в полк князя Романа Ружинского охотно вступали и те, кто сражался на стороне короля, и участники «рокоша»[226]. Этот поток захватил с собой не только отряды, набранные участниками недавней войны, но и часть не получавших жалования войск Речи Посполитой. Так, известно, что с кн. Ружинским ушло в Россию 700 гусар из армии, защищавшей южные границы страны от нападений татар[227], а значительную часть полка Яна Петра Сапеги составляли солдаты армии, воевавшей в Ливонии против шведов, которые, не получая жалования, покинули театр военных действий и стали лагерем в районе Бреста[228]. При оценке всех этих действий следует принять во внимание, что для значительных групп шляхты из южных областей Речи Посполитой со второй половины XVI в. было достаточно обычным делом участие в походах в Молдавию, которые организовывали польские магнаты, чтобы посадить на господарский трон своих ставленников, часто тоже самозванцев. Для таких людей поход в Россию был продолжением их прежних занятий.

Знакомство с письмами ряда руководящих политиков Речи Посполитой весны-лета 1608 г. показывает, что они с беспокойством наблюдали за этим стихийным движением вооруженных отрядов на русскую территорию, опасаясь неблагоприятных для Речи Посполитой последствий в случае победы Василия Шуйского в гражданской войне[229]. Известный исследователь русско-польских отношений времени Смуты А. Хиршберг полагал, что усвяцкий староста Ян Петр Сапега, двоюродный брат литовского канцлера Льва Сапеги, направился в тушинский лагерь по поручению короля, чтобы постараться влиять на деятельность польско-литовского войска в этом лагере в направлении, благоприятном для королевских интересов, а канцлер был связующим звеном между ним и королем[230]. Однако, как выяснилось, виленский епископ Бенедикт Война по просьбе канцлера специально отговаривал Яна Петра от намерения направиться в Россию[231]. Вряд ли это было бы возможно, если бы усвяцкий староста направлялся в Россию по поручению короля. События последующего времени, как будет видно из дальнейшего, также ясно свидетельствуют, что никакой близкой связи между двоюродными братьями не было, а в своих действиях Ян Петр Сапега руководствовался в первую очередь личными интересами и интересами войска, которым он командовал, а не интересами короля или Речи Посполитой.

Поскольку формирование польско-литовского войска в России не было результатом какой-либо целенаправленной акции, а представляло собой стихийный процесс, то и само возникшее в результате этого войско представляло собой довольно непрочное объединение ряда полков, которые подчинялись командующему — князю Ружинскому, — лишь когда находили это выгодным для себя. Единственной прочной связью между ними было наличие общих интересов.

В отличие от правящих кругов Речи Посполитой и политически активной части шляхты, у солдат, входивших в состав отдельных полков, и их начальников не было каких-либо планов, связанных с Россией. Характерно, что никто из полковников не добивался от Лжедмитрия II получения земельных пожалований на русской территории. Россия была для них тем местом, где можно было добыть средства для достойной своего социального положения жизни в Речи Посполитой[232]. Эти средства должны были принести военная добыча и жалование, которое обязался выплачивать Самозванец своему наемному войску.