Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Сам текст договора, заключенного в августе 1610 г., С. Ф. Платонов оценивал достаточно высоко. Если бы боярам удалось добиться его осуществления, то он «составил бы предмет их гордости»[32]. Но бояре, по мнению ученого, допустили ошибку. Боясь народного движения, они согласились на ввод в Москву польского гарнизона, после чего «в Москве водворилась военная диктатура польских вождей»[33]. Ни старая, ни служилая знать не искали соглашения с польской властью, они вынуждены были выполнять принимаемые поляками решения под угрозой уничтожения. Единственной группой русского общества, которая готова была сотрудничать с властями Речи Посполитой, было собрание дворян и дьяков, выдвинувшихся в Тушине и рассчитывавших сохранить свое положение при Сигизмунде III[34]. Политика властей Речи Посполитой была такой, что у русских людей закономерно сложилось убеждение, «что государству грозила зависимость от чужеземной и иноверной силы, которая не желала связать себя законом и правом»[35]. «Страна попала во власть иноземных и иноверных завоевателей, против них возможно было действовать только оружием»[36]. В выступлении против завоевателей с оружием в руках объединились представители разных слоев русского общества, охваченные беспокойством за судьбу своей страны.

Заметным событием в изучении темы стало издание Л. М. Сухотиным сохранившихся фрагментов делопроизводства Поместного приказа, относящихся ко времени польско-литовской оккупации Москвы[37]. Хотя Л. М. Сухотин не вступал в полемику с С. Ф. Платоновым, изданные им документы и сделанные исследователем наблюдения свидетельствовали о том, что Платонов несомненно ошибался, видя в представителях московской знати простых жертв террора со стороны польско-литовских властей.

В 20–30-е гг. XX в. появились работы исследователей, уже прямо посвященные рассматриваемой теме. Здесь прежде всего следует назвать работы А. А. Савича. Взгляды автора, представленные им первоначально в более краткой версии[38], были изложены более обстоятельно в работе, опубликованной в самом конце 30-х гг.[39] Несомненной заслугой А. А. Савича было то, что в отечественной исторической литературе он первый обратил серьезное внимание на разногласия в правящих кругах Речи Посполитой[40]. Заслуживает внимания и то, что ученый не согласился с характеристикой договоров с Сигизмундом III, которую дал им С. Ф. Платонов, как «национально-консервативных». В ограничении власти правителя в этих соглашениях А. А. Савич видел результат знакомства русского дворянства с «политическими и гражданскими правами литовской шляхты»[41].

Вопрос о разногласиях в правящих кругах Речи Посполитой получил дополнительную разработку в статье А. Романовича, по-видимому не знавшего о более ранней работе А. А. Савича. Этот исследователь не только обратил серьезное внимание на факт таких разногласий, но и попытался показать, как они отразились на развитии польско-русских контактов[42]. Этот же исследователь попытался более глубоко проанализировать расстановку сил в политической элите московского общества накануне избрания Владислава. По его мнению, низложение царя Василия Шуйского было делом «партии» Ляпунова, объединившейся с «кланом» Голицыных. Их попытки создать правительство, которое вело бы борьбу на два фронта — против поляков и против Лжедмитрия II, по мнению исследователя, закончились неудачей из-за сопротивления «клана» Романовых. Этим воспользовалась «западническая партия полонофилов», включавшая в себя представителей разных кругов русского общества, добившаяся соглашения об избрании Владислава[43].

В этих попытках пересмотреть отдельные положения схемы С. Ф. Платонова не все было удачно. Так, например, тезис А. Романовича о существовании в Москве сложной по своему социальному составу «полонофильской» партии не был подкреплен какими-либо конкретными фактами. Кроме того, на их содержание наложили отпечаток некоторые отрицательные тенденции, характерные для советской исторической науки и советского общества тех лет. Так, факт расхождения в правящих кругах Речи Посполитой объяснялся расхождением материальных интересов разных группировок правящей элиты. Так, по мнению и А. А. Савича, и А. Романовича, главной движущей силой интервенции были литовские магнаты, стремившиеся получить новые владения в оторванных от России пограничных областях[44]. В отличие от них, магнаты Польского королевства были заинтересованы не в таких захватах, а в союзе с Россией для защиты своих владений от набегов турок и татар[45]. В действительности дело обстояло как раз наоборот: на захваченных землях крупные владения получили именно коронные, а не литовские магнаты. Почва для расхождений была совсем иная, ни с какими непосредственными материальными интересами она не была связана.