Можно было бы полагать, что С. Жолкевский просто обманывал русских служилых людей, чтобы заручиться их поддержкой в своем походе на Москву. Однако наблюдения над последующими действиями гетмана вплоть до его самоустранения от русских дел весной 1611 г. показывают, что Жолкевский следовал определенной политической линии, которая, по его мнению, отвечала подлинным интересам Речи Посполитой. Следует согласиться с В. Собесским, что, с точки зрения гетмана, происходившие в России события давали возможность решить вопрос об исторических судьбах Восточной Европы, установив прочные дружеские и даже союзнические отношения между Россией и Польско-Литовским государством (при таком подходе вопрос о судьбе той или иной территории становился второстепенным). В отличие от короля и его окружения, ориентировавшихся на подчинение России непосредственной власти Сигизмунда III, Жолкевский, как представляется, со всей серьезностью воспринял предостережения, высказанные на переговорах под Смоленском, что приход к власти Сигизмунда III приведет к большому кровопролитию. Поэтому с его точки зрения единственным реальным решением было возведение на русский трон королевича Владислава как самостоятельного государя, который связал бы Русское государство союзническими отношениями с Речью Посполитой. Для достижения этой цели гетман полагал нужным идти навстречу пожеланиям русского общества («
Первым ближайшим результатом политики С. Жолкевского стало установление сотрудничества между ним и русскими служилыми людьми из острога под Царевым Займищем. Они присоединились к войску гетмана и «вели себя верно и дружески, приносили часто гетману многие сообщения из столицы, сносясь со своими»[598]
.Уже детальная разработка в соглашении вопроса о будущей судьбе Смоленска позволяет предполагать, что смоленские дети боярские принимали участие в выработке этого договора. В настоящее время обнаружены два документа, которые позволяют составить представление о роли смольнян в переговорах под Царевым Займищем.
Первый из них — письмо Ивана Михайловича Салтыкова королю Сигизмунду III. В письме сообщается об услугах, которые оказала ему при заключении соглашения группа смоленских дворян, выехавшая «из полков» кн. Д. И. Шуйского во главе с дворовым сыном боярским Лаврентием Андреевичем Корсаковым. Именно Корсаков ездил по поручению Салтыкова «под острожек» убеждать находившихся в нем смольнян принести присягу на верность Владиславу. В письме также отмечено, что Лаврентий Корсаков послал в Москву своего сына, чтобы склонять к такому же решению смольнян, находившихся в столице.
По приказу гетмана этой группе дворян разрешили выехать в королевский лагерь под Смоленском, очевидно, чтобы они могли получить от короля вознаграждение за службу. Всего под Смоленск отправилось 12 смоленских детей боярских и 18 детей боярских «разных городов»[599]
. Сравнение второго из перечней со смоленской десятней и реестром пожалований Сигизмунда III показывает, что часть этих людей также были смоленскими детьми боярскими.Их имена читаются в заголовке другого документа — коллективной челобитной Сигизмунду III и Владиславу от 220 смоленских дворян, сидевших в осаде под Царевым Займищем. В ней говорилось, что дворяне, узнав от Ивана Михайловича Салтыкова о том, что король Сигизмунд по просьбе бояр обещал дать «на Московское государство и на все великие господарства Российского царства» королевича Владислава, поддались «под вашу (Владислава) государскую высокую руку» и целовали крест «веселыми серци и чистеми душами». Одновременно дети боярские просили разрешения послать в Смоленск «до своей братии до дворян и детей боярских», чтобы они также целовали крест Владиславу. Челобитная была скреплена рукоприкладствами 30 детей боярских, ставивших во многих случаях свою подпись «за братьев» или «за братию»[600]
.