На пороге главного дома в эйгоре, самого настоящего стенхуса (дома всех остальных землевладельцев в округе были деревянные) гостей встретил толстый детина с приплюснутым носом, миндалевидными глазами, и недовольным выражением лица.
— День добрый, гости, — сказал он сварливо и поклонился. — Проходите в столовую, я буду вас кормить.
— А господин твой где? — спросил Мстислав.
— Господин мой предается созерцанию, но скоро выйдет к вам.
Подумав, Мстислав решил, что ничего обидного сказано пока что не было, и проследовал с тремя воинами в столовую. Сварливый холоп вскоре подал им закуски невиданной мягкости и невероятного вкуса — все таяло во рту. И вино — возможно, константинопольского разлива, нежное. Воины покривились, а Мстислав сообразил, что к такому вину следует привыкнуть. Холоп, усмотрев недовольство на лице воинов, принес кувшин с брагой и отдельные кружки.
Хозяин дома действительно вскоре появился — пятидесятилетний, огромного роста, с широкими плечами, богато и утонченно одетый в дорогие однотонные ткани без узоров. Спину он держал прямо, ступал не степенно, а с естественным достоинством, а правильные черты его лица произвели — на Мстислава хорошее впечатление, а на воинов неприятное. Седые волосы над лысоватым лбом были аккуратно расчесаны, борода тщательно и коротко подстрижена, серые глаза смотрели не то, чтобы приветливо, но — радушно.
Мстислав встал, и хозяин коротко и подчеркнуто вежливо поклонился гостю.
— Добро пожаловать, — сказал ровным, красивым басом Гостемил. — Я здешний годсейгаре. Кого имею я честь принимать в моем доме?
— Я Мстислав Тмутараканский.
— Я очень рад, — совершенно естественно сказал Гостемил. — Будь добр, князь, присаживайся, да и я с тобою заодно. Нимрод!
Холоп вошел, поклонился, и молча встал рядом с Гостемилом.
— Друг мой, — сказал Гостемил, — давеча у самого дома буйствовали и что-то кричали смерды. Почему?
— По невежеству, — ответил Нимрод.
— Нет, не только.
— Я им недоплатил за…
— Вот, это ближе к делу. Пойди и доплати.
— Они меня побьют.
— Не следует фантазировать, друг мой. Не настолько они дураки, чтобы бить человека, который дает им деньги.
— Не хочу.
— Понимаю твои затруднения. И все-таки пойди и заплати. Прямо сейчас.
— Хорошо.
И Нимрод вышел.
— Странный у тебя холоп, — заметил Мстислав.
— Да, весьма, — согласился Гостемил. — Но ничего не поделаешь, такого повара больше нигде не найти.
— Так это он все это приготовил?
— Да.
— Болярин, — сказал Мстислав. — Я хочу купить его у тебя.
— Князь, его многие хотят купить.
— Я хорошо заплачу.
— Мы не на торге, князь.
Мстислав хотел было рассердиться, но вдруг ему стало забавно.
— Дело у меня к тебе такое, болярин, — сказал он. — Мы тут собираемся хувудваг прокладывать, и хотели бы купить у тебя часть эйгора, западную.
— Нет, — ответил Гостемил. — Твои торгаши у меня уж побывали, князь, и я им отказал. Не скрою, был я с ними груб, но они сами виноваты. Речь зашла о родах, кто от кого произошел, и мне стало противно.
— Не понимаю, — сказал миролюбивый Мстислав, — ты не любишь мой род?
— У наших родов давнишняя взаимная неприязнь, князь. Такая традиция. Бывают традиции хорошие и плохие, а бывают просто так — есть она, традиция, и все тут.
— Но хувудваг нужно проложить.
— Не думаю, хотя это твоя воля, князь. Ну так прокладывай в обход моего эйгора.
— Но там слева болота да холмы, а западная часть эйгора ровная вся.
— Сожалею, князь.
— Да ты, болярин, невежа! — не выдержал один из воинов.
— Молчи, Корко! — прикрикнул на него Мстислав.
Гостемил, не глядя на Корко, улыбнулся.
— Ретивые у тебя холопы, князь.
— Я не холоп! — возмутился Корко.
— Корка, молчи! Болярин, я не чувствую ни к тебе, ни к роду твоему, никакой вражды. Совсем. Наоборот — будешь в Чернигове, так заходи в детинец ко мне в любое время, напою и накормлю чем смогу, и спать уложу.
— Нет, князь.
— Что — нет?
— Рад твоему гостеприимству, но воспользоваться им не смогу.
— Почему?
— Я же сказал — вражда у наших родов.
— Но ведь я-то сижу у тебя дома, вот сейчас!
— Это совсем другое дело, — объяснил Гостемил. — Двери дома моего открыты для всех, больших и малых, просвещенных и не очень. А мне, представителю Моровичей, к олеговым потомкам в гости ходить не пристало.
Мстислав и на этот раз не обиделся, а только строго посмотрел на Корку, чтобы тот молчал.
— Странный ты человек, болярин, — заметил он.
— Да, я иногда бываю странен, — согласился Гостемил. — Мне, например, не понравился Веденец.
— Веденец?
— Венеция. Это такой город на Адриатике.
— Да, я слышал, — сказал Мстислав, улыбаясь.