Через два часа прибыли в Льеж, маленький город, очень некрасивый. Лошадей Хелье тут же продал ремесленнику за полцены, а повозку загнали на плотничий двор, и плотник, пожав плечами, разобрал ее под руководством Хелье на составные, перепилил оси, демонтировал крышу, разбил колеса. Теперь, если и собирать повозку, в которой Неустрашимые могли бы признать свое имущество – займет это неделю или две.
Определив компанию в подобие крога, с отдельной комнатой, в которой Кшиштофа положили на ложе, Хелье нашел лекаря. Пока лекарь промывал Кшиштофу раны, приговаривая «не очень опасно, вся рана в бок ушла, а важных органов в боках нет», Лех, размышляя над тем, почему Казимир и незнакомая женщина все время держатся вместе, и кто она такая – женщина, которую варанг, руководящий побегом, назвал несколько раз «княжна», спросил у Казимира, —
– Казимир, а что сталось с остальными?
Казимир мрачно посмотрел на него и ничего не ответил.
На местном рынке, у реки по прозванию Маас, петляющей больше, чем Сейнен, и противно пахнущей, Хелье, ищущий случая организовать дальнейшее путешествие, неожиданно встретил знакомого готта, купца, промышлявшего в свое время в Новгороде.
– Новгород? – купец сделал кислое лицо, пожал плечами, помотал головой. – Забудь. Подавал когда-то большие надежды, но нынче он уж не тот. Хорошим товарам в Новгороде хода нет. А Прагу на Влтаве захватили себе работорговцы.
– Ну да?
– Ужасно. Ты представить себе не можешь, друг мой – как это противно. Работорговцы – это не купцы, они позорят честь купцов! Страшный, жестокий народ. В древние времена они вынуждены были торговать людьми тайно, похищать, прятать, сговариваться. Сейчас они просто покупают людей по всей округе, и открыто, на рынке, среди бела дня, перепродают их – и каждый ждет, когда приедет южный гость – эти платят лучше всего, у халифов золото без счета. И стоят понурые парни и девки, глаза опущены, и подходит такой халиф … глаза б мои не смотрели … товар руками щупает, будто это не люди, а яблоки или редька.
Хелье подумал, что, наверное, и похищают тоже, а не только покупают, и, возможно, свободных похищают чаще, чем холопов. Дело привычное – в Киеве работорговые караваны останавливаются постоянно.
– А куда ты нынче путь держишь, Жигмонд?
На самом деле купца звали Зигмунд, но он почему-то предпочитал венгерский вариант своего имени. И обрадовался, что Хелье помнит.
– В Магдебург, с обозом.
– Большой обоз-то?
– Десять повозок.
– Охрана есть?
– Да, солидная. Яд от разбойников еще не придумали, только от крыс.
– А почему не морем?
– Пираты лютуют последнее время.
И засмеялся. Хелье тоже засмеялся, из вежливости.
– Быстро едете?
– Нужно успеть, пока настоящие холода не настали.
– Попутчиком нельзя ли к вам?
– Конечно, что за вопрос.
– У меня спутники – племянник мой, жена моя, и двое мужчин, старые друзья. Один из мужчин ранен, но легко.
Жигмонд подумал, развел руками, и согласился.
Вернувшись в крог, Хелье объяснил положение спутникам. Казимир, вознамерившийся бриться, выслушал и сказал, —
– Я сейчас, я только…
– Нет, – возразил Хелье. – Меньше вероятности, что тебя узнают. Тебя зовут Густав, ты саксонец, мой племянник. Княжна, ты моя жена, и зовут тебя Хвеба, ты из гречанок. Лех, тебя зовут Лех, и ты поляк. Кшиштофа зовут Дедушка. Люди мы мирные, никогда не вступаем ни в какие драки, не рассуждаем о сражениях, политикой не интересуемся. Пойдем, я вас познакомлю с новыми друзьями.
Когда Кшиштофа погрузили в повозку, он поманил к себе Казимира и спросил,
– Казимир, кто эта добрая женщина, что путешествует с нами?
– Это моя невеста, – ответил Казимир. – Ее зовут Сорсьер, и она из знатного рода.
Слегка шокированный таким положением грунок, Кшиштоф умолк.