Астрар носила плошки и кувшины из кухни в столовую, суетясь. Ширин, заспанная, со все еще подбитым глазом (синева и желтизна постепенно уходили, но вид у девушки был тот еще), не очень понимая, что это все болтают и шумят, села на скаммель и указала Астрар, что вообще-то для вина нужна другая кружка, а не та же, из которой воду пьют. Астрар, недолюбливающая Ширин, сказала – «Пойди да возьми сама, у меня не двадцать рук», и села во главе стола. Гостемил велел ей переместиться, поскольку во главе стола должен сидеть хозяин. Хозяин же, подумав, сказал, «Я сейчас», и через некоторое время привел за руку слегка упирающуюся Орвокки и усадил рядом с собой. Орвокки тут же потупила глаза, положила руки на колени и ссутулилась. Хелье что-то сказал ей на ухо, она испуганно на него посмотрела, но распрямила спину.
Совершенно белесая, безбровая, с круглыми глазами и большими губами, Орвокки украдкой оглядела каждого присутствующего в отдельности, и тихо сказала, —
– Здравствуйте, – вытягивая каждую гласную.
– Здравствуй, здравствуй, – ворчливо откликнулась Астрар.
Ширин пожала широким плечом.
А Гостемил, улыбаясь радушно, сказал, —
– Здравствуй, Орвокки.
Она испуганно на него посмотрела.
Хелье похвалил кулинарные способности Астрар, она покраснела и сказала, «Да ладно, чего уж там, хорла…»
Вошли возницы, увидели, что Астрар сидит со всеми за одним столом, и сунулись было присоединиться, но Гостемил посмотрел на них так странно, что они тут же ретировались.
– Ширин, если не хочешь есть, давай плошку сюда, мне больше останется, – заметила Астрар.
– Зови меня Елена, – ответила Ширин суровым голосом.
Астрар скривила губы.
– А скажи, Орвокки, тебе нравится киевский рассвет? – спросил Гостемил.
Она снова испуганно уставилась на него.
– Многие любят смотреть на рассвет с Горки, – продолжал Гостемил. – Но это слишком банально. С пристани тоже банально. А вот если от этого дома дойти до реки и повернуть не к пристани, а на север, и пройти пол-аржи, то есть там такой бугорок, симпатичный. И получаются красивые отсветы, а город по правую руку освещается, если небо чистое, эффектно, с плавными такими тенями на домах, и тени прозрачные.
Орвокки, очевидно не привыкшая к светским разговорам, смотрела завороженно на Гостемила.
– Что ж ты, Хелье, не показал девушке рассвет до сих пор, – пожурил друга Гостемил.
– А так, – Хелье сделал неопределенный жест. – Мне, знаешь ли, все эти красоты…
– Медведь ты шведский. Как был медведь, так и остался. Смоленск твой – та же Швеция.
– Он не медведь, – Орвокки неожиданно вступилась за Хелье, и густо покраснела.
– Это я в переносном смысле, – объяснил Гостемил.
В дверь постучали. Астрар пошла было открывать, но Хелье ее остановил.
– Сиди, сиди.
Астрар не возражала. Было очень вкусно.
Хелье распахнул входную дверь и даже отступил на шаг, так удивился.
– Жискар! Вот уж кого не … Здравствуй. Заходи.
– С твоего позволения, хозяин.
– Какое еще позволение! Заходи, шапку и сленгкаппу кидай на ховлебенк, мы тут хвестуем неурочно, присоединяйся.
Жискар прошел вслед за Хелье в столовую.
– Вот, кто не знает, – сказал Хелье, – знакомьтесь. Это Жискар, а это – Елена, дочь Гостемила, и Орвокки, и Астрар.
Жискар поклонился.
– Здравствуйте. Гостемил, я не по поручению князя.
– Рад это слышать.
– И даже, – сказал Жискар, садясь, – не для того, чтобы предупредить тебя о немилости…
– Какой еще немилости? – подозрительно спросил Хелье. – Гостемил! Что ты сказал князю?
– Подожди, Хелье. Ага, у вас тут и вино есть! – Жискар сам налил себе из кувшина, пригубил, сказал, – Превосходно! – и пригубил еще. – Я, собственно, пришел, чтобы попросить прощения за свою незавидную роль в этом деле. За поведение Ляшко. И за поведение князя. Пришел по собственному почину.
– Вот как, – Гостемил серьезно смотрел на Жискара.
– Да, представь себе, болярин. Не будь Ляшко незаменимым человеком, я бы давно его убил, честное слово. Князь к старости стал порою мелочен и ревнив, а Ляшко ему потакает. Так вот, лично я, болярин, прошу у тебя прощения за все, что сегодня произошло.
– Да что произошло-то? – возмутился Хелье. – Что за таинственность?
– Что за немилость? – спросила Ширин.
– Дочь болярская? – Жискар некоторое время смотрел на Ширин, улыбаясь. – Прелестное дитя. Если ты выйдешь за меня замуж, я увезу тебя в Геную или в Венецию.
– Я не выйду за тебя замуж, – серьезно сказала Ширин.
– Да, я слишком стар для тебя, – согласился Жискар.
– Не поэтому.
– Меланиппе, не дразни Жискара, – попросил Гостемил. – Иначе из-за франкского легкомыслия он потеряет нить. Жискар, князь, стало быть, не скоро сберётся сменить гнев на милость?