Полтавская битва. 1709

Тем временем вокруг Гвардейского редута собирались силы генерала Ренцеля. Штурмовать сильно укрепленную позицию тому явно не хотелось, поэтому первым делом к редуту был направлен парламентер с белым флагом. Помахав им на расстоянии, он стал вызывать шведского командира для переговоров. На валах показался генерал Росс. Парламентер от имени царя предложил тому почетную капитуляцию, пообещав, что со шведами будут обращаться как с лучшими пленными в мире. Генерал вежливо поблагодарил парламентера за столь «лестное предложение», тем не менее передал ответ Ренцелю: «Генерал знает, что со мной не мои солдаты, а солдаты короля и отдать их я не могу». При этом Росс пообещал подумать над российским предложением и попросил дать ему время до вечера. Парламентер удалился, а россияне, для большей наглядности, стали подготавливать у редута площадки для пушек, на которые и установили несколько орудий, перетянув их из Полтавы. Ренцель активно готовился к штурму, но вновь прислал парламентера. Росс на этот раз был более сговорчив, однако попросил еще два часа на размышление. Кроме этого, он потребовал, чтобы русские солдаты не готовились к штурму и залегли на некотором расстоянии от редута. В ответ Ренцель согласился дать Россу только тридцать минут. Росс продолжал тянуть время, надеясь на чудо, но чуда не происходило. Русские войска укрепляли свои позиции и подтягивали подкрепление. Наконец, посчитав, что время истекло, Ренцель опять прислал парламентера. На этот раз парламентер пошел на хитрость, заявив, что шведская армия разгромлена и бежит. Гарнизону было предложено незамедлительно сдаться, иначе он будет весь перебит в случае штурма. Шведский предводитель все же решил подстраховаться. Для того чтобы разделить моральную ответственность за сдачу, он стал совещаться с оставшимися в живых офицерами и даже спрашивать мнение солдат. Естественно, что измученные люди, многие из которых были тяжело ранены, причем у некоторых из них даже не было ружей (они их потеряли при отступлении), высказались за сдачу. Да и известие о разгроме войск короля казалось им правдивым – слишком много русских войск прибывало на помощь осаждающим. Наконец Росс передал парламентеру свое согласие на сдачу, но высказал требование, чтобы раненым была предоставлена первая помощь и оказан надлежащий уход, а офицерам были сохранены их шпаги. Ренцель, которому не хотелось начинать штурм сильно укрепленного редута, согласился на подобную капитуляцию с одной оговоркой. Так как решение о сохранении оружия офицерам мог принять только царь, то офицеры должны были временно передать свои шпаги на сохранение адъютанту Ренцеля. В свою очередь Ренцель пообещал походатайствовать перед государем о возвращении шпаг пленным. Подобные условия должны были свидетельствовать, что сдающиеся сохранили свою честь, проявив достаточно мужества, и сдались неприятелю, только оказавшись в безвыходной ситуации. 400 измученных солдат и офицеров оставили свои позиции и неспешно покинули редут. Это было все, что оставалось от колонны, которая насчитывала 2600 человек и составляла третью часть всей пехоты перед началом боя. Бессмысленные штурмы редутов лежат как на совести генерала Росса, так и на совести Реншельда с Левенгауптом, которые не удосужились убедиться в правильном понимании подчиненными их команд и самоустранились от поддержания связи со всеми подразделениями в ходе наступления. Это предопределило не только трагический конец этой ударной пехотной группировки, но и поражение всей армии. Шведы, покинув редут, сдали оружие, а генерал Ренцель действительно свое обещание сдержал: раненые получили первую помощь, а остальные его пленные не подверглись ни оскорбительным унижениям, ни грабежу.