Полтора года

Эти маленькие праздники не наше изобретение: предложила Наташа, у них в детском доме так праздновали дни рождения. И вот с некоторых пор каждое первое воскресенье месяца мы идем ужинать последними, и начинается наш маленький пир.

Б. Ф. об этом знает. Случайно. В воскресный вечер он зачем-то заглянул в столовую и застукал нас. Мы не растерялись, пригласили его к столу. Он, чуть поколебавшись, присел, отхлебнул глоток чаю, пожал руки именинницам и удалился. Так узаконились наши ежемесячные праздники.

О тайнике он, само собой, не знал. Сначала я было хотела рассказать, потом раздумала, более того — пусть считается, что и я не знаю. Но время от времени я заглядывала туда. Однажды, кроме лакомств, обнаружила новенький бюстгальтер — каким-то образом не заметили при проверке. В другой раз, тоже контрабандную, брошечку.

Вчера Оле Немировой пришла посылка. Так как первое воскресенье наступало через два дня, решено было приберечь всю посылку целиком. Против была только одна — Майка. «Целых два дня терпеть? Фигушки! Разделим сейчас».

Теперь мы посылки делим. Кто бы ни получил — поровну между всеми. Это когда-то предложила Лара, которой, кстати, приходили самые вкусные и самые обильные посылки. Раньше было иначе. Девочка, получившая посылку, угощала только самых близких подруг или уничтожала ее сама где-нибудь в уголке, глотая и давясь.

Итак, девочки спрятали посылку. Но Майка продолжала канючить: пусть ей выдадут ее долю, а в воскресенье она даже близко к столу не подойдет. На нее не обращали внимания. Майка перешла в наступление: если не дадут, она им сделает! Девчонки взяли ее за плечи и вытолкали из комнаты. На этом группа успокоилась.

А когда они вернулись с работы, увидели, что тайник открыт, дощечка отодвинута, возле стоит Надежда Ивановна с Олиной посылкой в руках. Майку сначала не заметили. Она сидела в уголке и прилежно, не поднимая головы, читала.

Надежда Ивановна — наша старшая воспитательница. Если примерить ее к тому идеальному воспитателю, которого я мысленно (увы, только мысленно) сконструировала для себя, то у Надежды Ивановны некоторые параметры совпадут. Но как-то она мне рассказала об одном своем все повторяющемся сне: девушки взбунтовались, она понимает, что ей с ними не справиться, — и просыпается в ужасе. Из чего я заключаю, что где-то, в самой глубине, она их боится. А раз так, чего стоят все ее прочие достоинства!

И вот сон сбылся. Девчонки пришли в совершенную ярость: открыта их тайна, и празднику не бывать!.. Они окружили Надежду Ивановну, даже схватили за руки. Но она, не знаю уж как, отбилась. И тут же с посылкой в руках отправилась к директору.

Б. Ф. в этот день не было. Михаил Васильевич человек у нас новый, заместитель директора. Он распорядился: командира группы в штрафную комнату, группу лишить кино на две недели.

Сколько раз меня надо стукнуть по голове, чтобы я наконец усвоила: покой нам только снится. На этот раз покой снился мне довольно долго. После того как Майка вернулась из больницы, а перед тем группа накурилась и мы слетели со второго места на предпоследнее, девчонки поохали, погоревали — и смирились. И мы зажили тихо и мирно. Никаких свар. Мы много смеялись, а смех, мне кажется, самый добрый знак. И вот опять группа выбита из колеи.

В этой последней истории если я чему-нибудь и удивилась, так только тому, что девушки не тронули Майку. А ведь они, случается, пускают в ход кулаки и по менее серьезным поводам.

Я позвала Майку к себе.

— А чего, — сказала Майка, не дожидаясь моих вопросов и глядя куда угодно, только не на меня. — Подумаешь! У них все Майка. Как что — Майка. А при чем Майка?

Задавать вопросы бесполезно, она все равно будет гнуть свое. Я ждала.

— А что я такого сделала? Я все — как вы велели. — Это было уже интересно. — Вы же велите — чтобы правду. Так я правду.

Майка нашла позицию. Теперь она бестрепетно смотрела на меня своими разноцветными глазами.

— Они все на обмане. А в училище так нельзя. В училище надо, чтобы все по правде. Скажете, нет? А они посылки прячут. И правильно, что Ольгу в штрафную. Их всех туда надо. А Ольгу вовсе в Каменск. Командир называется!

С какой печалью я смотрела на нее, на ее маленькое тщедушное тельце, на бегающие глазки. Мое молчание ее, видимо, воодушевляло.

— А вы сами! «Ирэн, Ирэн», — это она передразнила кого-то. — А что Ирэн! Что, я не знаю, как вы лазите туда, конфетки таскаете? Им мамы присылают, последнее от себя отрывают, а вы себе в рот. Хорошо, да?

Наверное, она приняла мою оцепенелость за испуг перед разоблачением и распалялась все сильней.

— А со мной вы чего сделали! Если бы не вы, у меня ребеночек был бы. Жила бы я дома, а не в вашем вонючем училище.

И тут это случилось. Я размахнулась и ударила ее по щеке.

…Такие ровные строчки, как будто я написала, что погладила ее по головке. Я ударила человека. Который не может ответить мне тем же. И вообще ничем. Слабого, глупого, несчастного человека. Почти ребенка.

Я не заметила, что девочки давно уже поднялись со своих мест и теперь сгрудились в дверях бытовки. Майка стояла, держась за щеку.