Полтора года

Такие дылды неподъемные, а всё — «девочки»… Ладно, поставим точку. А на следующий раз с того и начну, на чем сейчас остановилась — с того вечера последнего, расставанного. До ста лет доживу, про него не забуду.

Сейчас, когда я вспоминаю свои первые дни в училище, я безмерно удивляюсь. Все мои воспитанницы казались мне на одно лицо. Помню, я пришла сюда утром. Ранняя хмурая осень. Окна в дождевых каплях. Они стояли, выстроившись в коридоре, готовясь идти в столовую, вся моя восьмая группа, тридцать девушек. Они обернулись ко мне, и мне показалось — одно лицо. И одно общее на нем выражение — настороженность и какое-то тупое любопытство.

Все нормально, храбро сказала я себе, не ждала же ты, что они бросятся тебе на шею… Я с трудом (прошло столько времени!), но точно восстанавливаю то свое давнее впечатление. Среди этих тридцати не было и двух не то что одинаковых — просто похожих!

У нас им не полагается ни одной личной вещички (все, в чем и с чем они приезжают, остается на складе и будет им выдано, когда придет пора прощаться с этим домом). Но не принеся ничего, они приносят  в с е — свой характер, свои привычки, свой взгляд на мир, свое прошлое и, в известной степени, свое будущее. Ведь оно в какой-то мере формируется здесь. И, кстати, зависит уже не только от них, от нас тоже.

Что принесла с собой моя новенькая, Венера? Я останавливаюсь в недоумении перед этой девушкой. Вчера они готовили уроки, я, как обычно, прошлась между рядами. Задержалась возле Венеры, положила руку ей на плечо — жест нерассчитанный, случайный. Она резким движением сбросила мою руку. Нет, не понимаю! Не понимаю, что случилось. Именно  с л у ч и л о с ь. Вначале все было хорошо. Больше того, я ей понравилась. Никакого сомнения, это всегда чувствуешь безошибочно. Но что же потом?! Я должна, я обязана понять это. И тут мне не может помочь никто. Тут мы с ней один на один.

Ее «дело» я читала бегло. Но даже если бы я вгрызлась в каждую строчку, вряд ли это открыло бы мне что-то.

Я не люблю читать их бумаги. Мне нужно самой понять девочку, которую мне доверили на целых полтора года. Составить о ней собственное мнение. Без помощи тех, кто имел с ней дело до меня. Не потому, что я сомневаюсь в их проницательности, добросовестности или объективности. Но начинать знакомство с моей будущей воспитанницей, уже зная, что она избила «до сотрясения мозгов» свою подругу! Или подняла руку (с ножом!) на мать!.. Нет, я хочу попытаться понять ее сама. И тогда лучше пойму, почему — нож. Однажды я попросила Б. Ф. разрешить мне не читать этих бумаг. Он вытащил из ящика сколотые листки, безмолвно ткнул пальцем в какую-то строку (вполне в его духе), и я прочитала, что в обязанности воспитателя входит «ознакомление с материалами, которые…» — ну и так далее.

Мое знакомство с Ларой, девочкой, которую я не могу забыть, началось именно с ее бумаг.

Она сидела против Б. Ф. Их разделял стол, на котором лежала папка с ее «делом».

Я очень ясно вспоминаю то ее, первое лицо, которое потом я уже не видела ни разу. Потом она была другая. Та, первая, как будто так и осталась в кабинете директора.

Я вошла. Б. Ф. поднялся, взглянул на часы.

— Однако! — сказал он. — И почему это вас никогда не дозовешься.

Я отнесла этот вопрос к разряду риторических и не ответила. У нас была репетиция, и меня не сразу нашли — мы репетировали в небольшой комнате за сценой. Мне очень не хотелось идти — так все хорошо пошло, не шло, не шло — и вдруг пошло… Я вспоминаю эти подробности, хотя многое, быть может, гораздо более важное, стерлось.

Б. Ф. ждал звонка из Москвы, но его куда-то срочно вызвали. Звонить должно было наше московское начальство — Нина Васильевна. Когда Б. Ф. разговаривает с ней по телефону, он даже слегка привстает. Не из подхалимства — этого за ним не водится, — от избытка почтительности.

Б. Ф. распорядился, что́ следует передать Нине Васильевне, если она позвонит до его возвращения. Потом кивнул на девочку.

— А вы тем временем познакомьтесь.

Он ушел.

Я продолжала думать о незаконченной репетиции, сумеет ли мой командир довести ее до конца, и задала девочке какой-то вопрос. Не помню какой, просто чтобы начать разговор. Она не ответила, пожала плечами, словно сочла мой вопрос пустым или никчемным. Все мои дальнейшие попытки имели такой же результат.

Подобное начало раньше могло бы привести меня в жестокое уныние. Я наверняка подумала бы: ну конечно, если бы на моем месте был кто-нибудь другой, а не такая тупица… Что-нибудь в этом роде.

— Хочешь, я расскажу тебе о нашем училище? — Это был мой новый заход.

— Зачем? — сказала девочка.

Она сидела против меня, поставив локоть на колено, уперевшись подбородком в ладонь, и смотрела мне в лицо.

Но я не видела ее глаз. То есть видела, конечно, но словно там в них опустилась какая-то завеса и не дает мне проникнуть вглубь. Не могу выразить иначе. Они были немы для меня, эти широко раскрытые светлые глаза.