Во-вторых, поезд вот-вот появится. По радио даже скороспело объявили, что он прибыл. Все разумные и приличные пассажиры собрались на перроне, а Рябова все нет. Либо он такой легкомысленный, что прибежит в последнюю минуту (не похоже! билет купил заранее, с любимой объяснился!), либо прячется. От кого? Не важно. В любом случае скверно. А он, Железный Стас, еще надеялся, что Самоваров перемудрил с этим дубоватым качком!
Вдали задудел поезд. Еще сильнее затараторили и сгрудились пассажиры, дрогнула под их ногами земля, и вот тепловоз уже катит мимо, а на его пыльную крутую грудь упали первые капли дождя.
Стас подался назад и в сторону. Он устроился рядом с мороженщицей и все искал в толпе знакомое лицо Саши Рябова, розовое и невыразительное.
Но не было нужного розового лица среди десятков других, вслух читающих вагонные номера: четвертый, пятый, шестой… Все медленнее мелькали проводницы на подножках, мутные двойные стекла, белые шторки, а за ними — беспечные головы уже давно и скучно едущих из Москвы.
Девятый вагон остановился там, где ему и полагалось — прямо напротив Стаса. Открылась зеленая дверь, выглянула из нее видавшая виды блондинка. Она долго, назло всем входящим и выходящим, переминавшимся в нетерпении, вытирала тряпкой поручни, явившиеся с изнанки перевернутой подножки. Поезд был проходящий, и нетские пассажиры рвались на свободные места. Они очень хотели, чтоб им повезло.
Вокруг блондинки образовалась плотная толкучка. Восемь человек, Стас пересчитал. Из-за сумок и чемоданов казалось, что народу куда больше. Кто там? Стас разглядел женские крашеные вихры и кудряшки (не нацепил ли Рябов парик?), мелкие детские головы, тощего парня с косой на резинке. Лезли вперед какие-то два брюнета с волосатыми шеями, светилась чья-то атласная лысина. Лысина мужественно принимала первые дождевые брызги, которые с каждой минутой частили и тяжелели. Рябова нет!
Стас следил, чтоб Рябов не пробрался на свое место из соседнего вагона. Правда, пока идет лихорадочная посадка, это вряд ли возможно. Ухо востро надо держать позже, когда народ утрясется по местам, а кое-кто выйдет на перрон поболтать с провожающими или начнет запасаться пивом и газировкой. Тут можно и из другого вагона втереться. Также Стас хорошо знал, что недалекие хитрецы вроде Рябова любят подскочить в последнюю минуту и, размахивая билетом, сунуться в первый попавшийся вагон. Этот вариант у телезвезды тоже не пройдет!
Стас еще раз посмотрел на Сагдеева. Тот старательно жевал свою жвачку и глядел в оба. Паршиво, что на этот перрон откуда только нельзя выйти — и из вокзала, и через подземный переход, и с виадука, и через багажные ворота, и просто с соседних путей. Стало быть, и уйти можно по-всякому.
Дождевые капли падали уже часто и устроили такой перестук, что слышен был даже в перронной сутолоке. Асфальт почернел. Мороженщица укатила свой сундук в дальнее укрытие. Стас остался мокнуть у фонарного столба за пугающим плакатом «Сбережешь секунду — потеряешь жизнь». Чертов качок, где его носит! Неужели передумал ехать в Прокопьевск?
Пассажиры в девятый вагон почти все уже сели. Последней заталкивали собаку с кульком на морде. Собака ни в какую не желала отправляться в сторону Новокузнецка. Она уперлась длинными лапами в ступеньки, а хозяин изо всех сил пихал ее сзади. Знатоки, которые сразу нашлись, высунулись из окон и стали советовать хозяину самому залезть в вагон и поманить собаку оттуда. Другие рассказывали, что он уже и залезал, и манил, но собака ни на что не купилась. Она лишь жалобно завывала в свой кулек и сидела у вагонной лесенки, вся мокрая от слез и дождя.
Наконец собаку втянули в вагон, и она утробно залаяла где-то внутри сквозь намордник. Провожающие еще толпились под окнами. Они преждевременно махали руками, делали никому не понятные знаки (в вагонах в ответ на это пожимали плечами и округляли глаза), заслоняясь от дождя сумками и газетами. Некоторые запаслись зонтиками.
Стас стоял за плакатом, как был, в одной рубашке. Дождь лился нетеплый, с самых дальних небесных высот. Над громадным треугольным фасадом вокзала, в черноте тучи, напечатлелась огненная извилина. На секунду не светлым по темному, а черным по пламенно-зеленому показались большие буквы на вокзальной крыше — КСТЕН. Стас сначала удивился этим валтасаровым письменам. «КСТЕН? Что такое? К стенке, что ли? — подумал он. — Ба! Да это же Нетск написано задом наперед! Чтоб с площади читалось. Симпатичное названьице, ничего не скажешь!»
Молнии угасли, с неба снова обрушился мрак. В его мути, прячась меж водяных струй, трусила к девятому вагону плечистая фигура. Ага, вот и явился, голубчик!
Саша Рябов быстро подбежал к проводнице-блондинке и торопливо пошарил в нагрудном кармане. То ли от того, что лил дождь, то ли от волнения, но руки его не слушались. Он к тому же все время поглядывал по сторонам. Наконец вытащил билет и круто обернулся назад.